Направление – Берлин - [23]

Они почти оглохли. И продолжали стрелять, как в забытьи.

– Отходить! Передай по цепи! – прокричал в ухо Острейко сержант Валясек. Ему пришлось схватить солдата за плечо и рукой показать назад, чтобы тот наконец понял, в чем дело.

– Куда ты стреляешь? – прикрыл рукой Бачоху глаза капрал Наруг. – Что ты там увидел?

– Они, там… Они бьют по нашим, поэтому я в них, – заикался тот, ошалело поливая вслепую из автомата.

– Береги патроны! Бей, когда враг покажется из окопов!

И тут случилось то, чего больше всего опасался капитан Поляк: среди деревьев показались два танка. Значит, у немцев были танки на этой стороне Старой Одры, может, их перебросили сюда по какому-нибудь мосту.

Танки двигались на позиции роты, которая успела окопаться, они шли, не обращая внимания на пулеметные очереди, которые безуспешно барабанили по их бронированным башням, лишь высекая из них искры.

– Отходить! – кричал Наруг.

Однако никто не в состоянии был даже пошевелить головой, над окопом стоял сплошной вой. Из-за кустов появилась немецкая пехота в маскхалатах.

– Бей немца! Теперь цель перед тобой, – пытался увлечь Войтек Бачоха, который только что вставил новый диск.

В этот момент единственное их орудие полыхнуло огнем, и они увидели, как лопнула гусеница, а танк завертелся на месте, однако не горел… Башня развернулась, и снаряды ударили по окопу, солдаты откатили пушку, ища позицию получше.

– Им не управиться, – кусал пальцы Острейко. – Его, гада, надо руками за горло взять…

– У тебя есть гранаты? – шарил вокруг себя пригнувшийся Залевский. – Давайте, я пойду.

Он связал гранаты проволокой и пополз к кустам, за ним, воодушевленный его примером, рванулся Ковалик и тут же упал, прошитый пулеметной очередью.

– Пан поручик! Наши устанавливают над рекой дымовую завесу! – закричал Фрончак. – Помощь идет!

– Чепуха! Отходить! Они хотят прикрыть нас!

Залевский был уже возле танка, когда противник обрушил новый шквал артиллерийского огня на узкий клочок земли, захваченный поляками, решив превратить его в сплошную братскую могилу.

– В лодки! Всем в лодки! – приказал старшина роты. – Бросьте этот ящик! Жизнь важнее! Бегом!

Возле танка что-то глухо грохнуло. Он вдруг словно бы подскочил и весь окутался пламенем. Бачох успел заметить, как Залевский скатился в заросли, и его тотчас накрыло черной волной, вздыбленной взрывом земли.

– Конец, – сморщился Бачох, точно собираясь расплакаться. – Разорвало его…

Немецкие танкисты выскакивали один за другим. Бачох притаился и послал вслед каждому по нескольку метких пуль. Из танка текла горячая солярка. Один немец, видимо раненный, пытался отползти в сторону, однако багровые языки пламени расползались по его пропитавшейся маслом кожаной куртке. Он вспыхнул…

Бачох не мог вынести этого зрелища и добил раненого короткой очередью. Пусть не мучается.

– Отходить!

– Подобрать раненых и в лодки! – звучали команды.

– Не оставляйте меня, братцы! – голосил долговязый усатый артиллерист, единственный, кто уцелел из перебитого орудийного расчета. – Помогите… Я потерял много крови…

Его подхватили под руки и поволокли на вал.

– Где Залевский? – допытывался Наруг.

– Он бросился под танк, – нехотя отозвался кто-то. – Видно, получил свою порцию.

– Иначе бы он приполз…

Никто, однако, не порывался высунуться из-за укрытия, каким являлся вал. Пули со стуком впивались в землю или жалобно взвизгивали над самыми касками солдат.

Войтек, пригнувшись, скатился на другую сторону вала и побежал, переваливаясь с боку на бок. Когда осколок с шипением проносился слишком близко, он на мгновение приседал. Казалось, он от них уклоняется, как от камней, которые бросают в него хулиганы.

– Вернись! Наруг, возвращайся! – гремел за ним голос Качмарека, но грохот разрывов заглушал эти крики.

– В лодки! – подгонял он солдат. – К реке! Бегом к реке!

– Я еще подожду, – сказал Бачох и перезарядил ручной пулемет. Нажал на спуск, проверяя, хорошо ли подает патроны диск.

Немцы сновали в кустах. И Бачох стрелял, тщательно прицеливаясь. Когда гитлеровцы проскальзывали в недавно оставленные ими траншеи, он не был уверен, попадал ли, так как в щелях дощатой обшивки все больше появлялось вспышек. Немцы отвечали огнем.

Капрал направился к танку, внутри которого весело, как дрова в печи, трещали патроны. Дым прикрывал разведчика.

Залевский лежал, скорчившись, полузасыпанный землей. Войтек ощупал его, перевернул на бок. Тот был еще теплый… Впрочем, припекало солнце. Капралу показалось, что жилка на шее у Збышека слегка пульсирует. В нем теплилась жизнь, как тиканье в часах, когда их встряхнешь. Надо забрать его. Войтек взвалил безвольное тело на спину, придерживая за свесившуюся руку. Вскинул его на себя, опершись о ствол поваленной вербы, как мешок с зерном. Оно казалось невыносимо тяжелым. Войтек чувствовал, как теплая кровь из рассеченной щеки Збышека капает эму на шею… Жив, пожалуй. Капрал, однако, помнил, что и раны убитых долго кровоточат…

От берега уже отваливала последняя лодка, а Бачох все еще продолжал стрелять. Оставаясь на валу, он поливал врагов из своего «Дегтярева», меняя позицию.

– Михал, – крикнул Наруг, с трудом распрямляясь. – Помоги, браток!