Наполеон. Годы изгнания - [240]

Из всех распоряжений императора мне были известны только те, которые он мне диктовал, включая его указания и описи его личных вещей. Все условия завещания, о которых мы только что узнали, были составлены в обществе графа де Монтолона и мне не были известны. Император действительно говорил мне, чтобы я выбрал себе в супруги дочь офицера или солдата его старой гвардии[367], но я не знал, до какой степени простирается его щедрость по отношению ко мне. Превыше всего я ставил заявление императора, высказанное им в завещании: «Услуги, которые он оказывал мне, были услугами друга». Эти слова были для меня дороже всего остального. Я чувствовал себя так, словно он возвысил меня до своего величия, и я пообещал себе, что никогда в жизни не совершу того, что может опустить меня с того высокого положения, на которое доброта императора поставила меня и перед обществом, и перед потомством.

Мы продолжали наш путь, сопровождаемые сильным ветром, и наше плавание было продолжительным, но благополучным. До пересечения тропиков океан был спокойным, но через несколько дней в Бискайском заливе мы столкнулись с сильным штормом, продолжавшимся двадцать четыре часа, после которого мы вскоре увидели очертания берегов Англии. Первой землей, которую мы увидели издалека, был остров Уайт. Затем мы приплыли в Портсмут и в Спитхедскую гавань, где бросили якорь 31 августа, после 63 дней трудного плавания.

Мы также увидели берег Франции. При виде этого берега я не почувствовал, что мое сердце стало биться сильнее: мысль о том, что мы вернулись на родину одни, без императора, чье тело осталось в руках его врагов, свела на нет то чувство счастья, которое я мог бы ощутить. Офицер, имевший при себе донесения губернатора острова Святой Елены, сошел на берег и сразу же отправился в Лондон. Что же касается нас, то мы должны были оставаться на борту нашего корабля; наше прибытие совпало с морской прогулкой короля Англии, который вступал на борт яхты столь великолепной, что, казалось, она вся сияет золотом. Со всех сторон форты и корабли приветствовали короля артиллерийскими салютами; наш скромный корабль «Кэмел» также принял в этом участие. Королевская яхта подплыла к нам, и затем вся эскадра прошла мимо нас в непосредственной близости. Мы увидели, как с яхты в шлюпку спустились три человека, которые взошли на борт нашего корабля, чтобы от имени короля разузнать о состоянии здоровья графини Бертран. Они минут тридцать беседовали с графом Бертраном и графом де Монтолоном, а затем удалились, несомненно удовлетворенные теми подробностями, которые они узнали о кончине императора, чтобы доложить о них своему монарху.

На третий день после нашего прибытия мы спустились на берег в Портсмуте; местные жители с любопытством смотрели на людей, до конца преданных человеку, познавшему немыслимые невзгоды. Множество людей, собравшихся у причала, где мы высаживались, проявляли к нам явный интерес; мы были тронуты чувствами населения Портсмута, которые осуждали преступление, совершенное их правительством против императора Наполеона. Графиня Бертран, окруженная ее четырьмя очаровательными детьми, была главным объектом благожелательного внимания. На следующий день граф де Монтолон и гофмаршал со своей семьей отправились в Лондон. Меня оставили в Портсмуте, чтобы я возглавил выгрузку с корабля всего того, что мы привезли обратно с острова Святой Елены, и затем направил все это в Лондон, где нам предстояло ждать инструкций от французского правительства.

Все дорожные сундуки были опечатаны. Куда бы я ни направился, при малейшем напоминании о том, что я прибыл с острова Святой Елены, люди без промедления выполняли мои просьбы и с необычайным интересом расспрашивали о всякого рода подробностях неволи императора. Такой же огромный интерес ко всему, что касалось императора, был очевиден и в Лондоне, куда я приехал 8 августа. Гофмаршал и граф де Монтолон разместились на Лестер-сквер, и я пошел повидаться с ними на следующий день после приезда в Лондон. Они сообщили мне, что посетили посольство Франции, чтобы выяснить возможность получения наших паспортов. Им сказали, что наши паспорта будут выданы 16 августа. Затем я попросил этих господ, чтобы они проверили мою бухгалтерскую отчетность, после чего мы составили следующий протокол:

«В этот день, 18 августа 1821 года, мы, нижеподписавшиеся, душеприказчики императора Наполеона, проверили и приняли настоящий протокол о расходах, понесенных за счет имущества императора в период с 5 мая этого года по сегодняшний день. Эти расходы в соответствии с прилагаемыми подтверждающими документами составили сумму в размере 40 184 франков, а именно:

1. Расходы на похороны императора — 3932

20 золотых наполеонов, положенных в гроб — 432

Серебряные монеты с профилем императора — 3

Вельветовая ткань для гроба — 113

70 отрезов черной ткани для драпировки похоронной часовни — 3024

Оплата трудов рабочих — 144

Одежда для кучеров, управлявших катафалком — 216

Итого: — 3932

2. Две выплаты задолженности по счетам, покрывавшим расходы на похороны Киприани, дворецкого — 1392