Наполеон. Годы изгнания - [242]

На следующий день после моего приезда в Париж я выполнил порученные мне задания. Я отправился к г-ну Лаффитту, чтобы сообщить ему о предстоящем приезде графа де Монтолона и графа Бертрана и передать письмо императора, написанное лично ему. Г-н Лаффитт задал мне много дотошных вопросов относительно условий неволи императора и его кончины, на которые, к его удовлетворению, я обстоятельно ответил. Он предложил мне гостеприимство в своем доме, пригласил на его вечерние приемы и попросил отобедать с ним на следующий день. Я поблагодарил его за проявленную доброту и оказанный мне сердечный прием, сказав, что мои отец и мать находятся в своем сельском доме около Осера и я собираюсь присоединиться к ним.

Сразу же после этого визита я направился к графу де Тюренну, которому сообщил о распоряжениях императора относительно тех вещей, которые он оставил у него в 1815 году. Граф был глубоко тронут всем тем, что я рассказал ему об условиях неволи императора и о его кончине, преисполненной смирения. Когда я покидал его, он сказал: «Ходят слухи, что император пожаловал вам титул графа. Из достоверных источников я знаю, что король (это был Людовик XVIII) готов наградить вас этим титулом, если вы попросите его об этом».

«Граф, — ответил я ему, — я не думаю, что могу просить для себя титул, пожалованный мне императором, у монарха, который на острове Святой Елены держал своего уполномоченного представителя для того, чтобы обеспечить содержание под арестом Его Величества. Мне была оказана честь в достаточной мере тем, что император написал в своем завещании, что мои услуги были услугами его друга». Я покинул графа де Тюренна, чтобы встретиться с генералом Гурго. 25 августа я был на пути в Бургундию, и 26 августа меня встретили объятия моих родителей. Много слез было пролито со времени нашей разлуки, начавшейся в Рамбуйе в 1815 году; тогда они лились от чрезмерной скорби, но обильные слезы, покрывавшие лица моих родителей после семи лет разлуки, были слезами радости от того, что я вновь оказался в их объятиях.

Почти месяц я наслаждался радостями семейной жизни — всегда думая о нашем дорогом императоре, частом предмете наших бесед, — когда получил письмо от графа де Монтолона, сообщавшего мне о своем приезде в Париж и приглашавшего меня встретиться с ним там, так как вопросы, связанные с имуществом императора, требовали моего присутствия. Граф информировал меня о том, что д-р Бертон претендует на право владеть гипсовой маской императора, отлитой на острове Святой Елены; эта проблема была передана на решение суда. Граф Бертран и граф де Монтолон вмешались в это дело и заявили, что эта гипсовая маска не принадлежала д-ру Антоммарки, а предназначалась мадам Мер, и маска не должна быть объектом спекуляции. Этим заявлением требование д-ра Бертона было признано недейственным. Было отдано распоряжение отправить маску из Англии, чтобы она была доставлена по назначению. Я также узнал, что в соответствии с нашими инструкциями британскому правительству направлена просьба разрешить вернуть прах императора во Францию и захоронить его на берегах реки Сены, среди французского народа, который он так любил. В случае отказа мы готовы обратиться с просьбой предоставить место для могилы императора в Аяччо, около могил его предков; в результате последовала следующая переписка:

Лорду Ливерпулю, президенту британского совета

Милорд, в качестве душеприказчиков последних пожеланий императора Наполеона, мы просим вас представить королю наш запрос, который мы имеем честь адресовать вам.

Мы остаемся и т. п….

Подписано: граф де Монтолон, граф Бертран

Лондон, 21 сентября 1821 года.

Королю Англии

Сир, мы выполняем религиозный долг, завещанный нам последними пожеланиями императора Наполеона: мы просим его прах. Ваши министры, сир, знают о его желании обрести мир среди французского народа, который он так сильно любил. Условия его завещания были переданы губернатору острова Святой Елены, но этот офицер — пренебрегая нашей просьбой — распорядился похоронить его в земле его ссылки. Его мать, прислушиваясь только к своей скорби, просит вас, сир, вернуть ее сына, ради слабого утешения проливать свои слезы на его могиле. Если на троне он решал судьбы всего мира, а на скале по-прежнему наводил ужас на своих врагов, то теперь осталась лишь его слава.

Мы остаемся и т. п…

Подписано: граф де Монтолон, граф Бертран

Лондон, 21 сентября 1821 года.

Британский посол графу де Монтолону

Британский посол имеет честь информировать графа де Монтолона о том, что, получив от своего правительства указание передать сообщение ему и генералу Бертрану, мы будем ожидать его завтра, в пятницу, в 12.30, если у него будет желание навестить нас и если это время для него удобно.

Британский посол передает графу де Монтолону свои самые сердечные приветствия.

Париж, 2 декабря 1821 года.

Это сообщение явилось устным заявлением того, что британское правительство не считает себя хранителем останков императора и вернет их Франции, как только французское правительство выразит желание принять их. В результате этого заявления немедленно были начаты формальные процедуры, которые оказались бесполезными. Только в 1822 году герцог Монморанси, тогдашний премьер-министр, разрешил представить на рассмотрение короля Людовика XVIII следующее письмо.