Нам вольность первый прорицал - [8]

«Возблагодарим кротких и светлых духом», — произносил отец Павел на проповеди. Кутузов отворачивался от иронического взгляда Радищева: отец Павел оказывался странным союзником, он проповедовал то же, что и Кутузов, но делал все доводы смешными. Уж так на роду было написано отцу Павлу — быть смешным и смешливым.

На молитве он стоял зажмурившись из опасения, что когда откроет глаза и увидит искаженное от старательности лицо Рубановского или улыбочку Челищева, то не удержится — прыснет. Студенты это скоро заметили и воспользовались странностью своего духовного наставника.

Отец Павел однажды молился об избавлении от гордыни, о чистых сердцем, об овцах, верящих своему пастырю, и студенты подпевали ему безропотно и скучая. Неподалеку от иконы, к которой обращался отец Павел, лежали на столе перчатки и шляпы господ студентов. Отец Павел пропел слова молитвы, отвернулся от иконы и опять зажмурился, чтобы не видеть богопротивных насмешливых физиономий. Один из студентов воспользовался минутой. Крадучись, он стянул со стола одну из перчаток, сложил ее в форме кукиша и положил возле священника. Отец Павел окончил молитву, сделал несколько поясных поклонов и отворил зажмуренные глаза. Кукиш торчал прямо перед ним. «Ох», — сказал отец Павел и зашелся от смеха. Его с удовольствием поддержали студенты.

А в другой раз отец Павел объяснял, что такое ангел. Студенты были тупоголовы, и отец Павел выбирал сравнения попонятнее: «Ангел есть слуга господень, которого он посылает для посылок. Точно так у государыни нашей благомилостивой служит для разных посылок гофмейстер Франц Ротштейн». Студенты вспомнили толстого суетливого немца и засмеялись: Ротштейн слабо походил на ангела. Отец Павел засмеялся тоже, потом испуганно закрыл глаза, проникся сознанием своей греховности и сказал: «Аминь».

Нет, проповеди отца Павла, поющего о смирных овцах, были неважной опорой для Кутузова.

Бокум задирался. Сила кипела в нем и рвалась наружу. Он засучивал рукава и показывал мускулы.

— Железо! — Он любовно проводил ладонью по вздувшимся буграм. — Воля делает нас непобедимыми. Упражнение — основа здоровья. Надо, Кутузов, гири поднимать, а не пыльные книжки читать.

— Оставьте его, он нездоров, — говорил Радищев, сдерживая раздражение.

— Отчего же он нездоров? — удивлялся Бокум.

— Хотя бы оттого, что в комнате сыро, печь нетоплена.

— Неженка! Комната холодная — душа горячая! Почему майор Бокум никогда не болеет? Потому что Бокум не жалуется никому и всегда готов к борьбе!

Он снимал камзол, оставался в рубашке и хвалился:

— Сейчас Бокум покажет, что есть воля и что есть сила.

С презрением оглядывал он молчаливый круг студентов и пояснял: нет, Бокум с хилыми не борется, он выбирает достойных соперников.

— Тимофей, Яшка! — звал он слуг.

Являлись рослый Тимофей и коренастый Яшка.

— Ну, канальи, — ласково говорил Бокум. — Упирайся мне в грудь, Яшка! А ты, Тимошка, ему в спину! А ну — столкните меня с места!

Слуги упирались, пыхтели, давили на Бокума, но железный гофмейстер стоял как скала.

— То-то же! — Он, слегка запыхавшись, гордо надевал камзол. — Нет такого человека, который столкнул бы с дороги Бокума.

— Господин майор, — Радищев обратился к нему со смиренным видом, — конечно, нет такого человека, а среди нас тем паче. Но против электрической силы никто еще не устоял. Страшный трепет производит она в человеке.

— Ну, — усмехнулся гофмейстер. — Где ваша электрическая сила? Я покажу вам, что есть воля.

Они пошли в комнату, где стояла, поблескивая металлическими шарами, электрическая машина, в которой ток рождался от вращения колес. Студенты, сцепившись руками, образовали круг, а Бокум встал у самой машины, держась за блестящий шар. Радищев начал вращать рукоятку машины.

Ток щипал и колол руки. Студенты притворно заахали, Бокум будто окаменел в сатанинской стойкости.

— Ну, еще! — скомандовал он. Быстрее крутились колеса, сильнее щипало в руках.

— Еще! — Студенты падали в ужасе. Бокум остался недвижим. Он один взялся руками за металлические шары, снова закрутилась машина, и Бокума трясло и било, но он держался упрямо, чтобы доказать силу своей воли.

Бокум оторвался от машины и, бледный, подозрительно оглядел студентов, ища подвох в усмешках и шепоте.

— Сильному воздастся, а слабый унизится, — пробормотал он. Это означало, что на ужин студенты не получат курицу, о которой мечтали, а придется утешаться жиденькой кашей. Электрическая сила не помогла, Бокум победил и на этот раз.

— Напрасно. Неразумная шутка, — выговаривал Кутузов Радищеву.

— Отчего же? Майор корчился, как бес на сковородке, — смеялся беспечно Радищев.

Кутузов сказал строго:

— Бокум — деспот. А ты взялся с ним за руку.

— Я после умыл руки, — быстро сказал Александр.

Кутузов укоризненно покачал головой:

— Увертки… Они недостойны добродетельного человека.

Легкий румянец вспыхнул на щеках Радищева. Он на мгновение смешался, а потом закричал:

— Проповедник мой милостивый!.. Ты говоришь, как отец Павел, когда ему не показывают кукиш. Что такое добродетель? Идея добродетели произвольна…

Кутузов в ужасе вскочил:

— Как? Божественное начало в человеке — это: всего лишь произвол? Нет, добродетель вечна!