Восьмая муза
Михаил Иосифович Подгородников
Повесть посвящается драматической судьбе одного из первых русских просветителей, Николая Ивановича Новикова. Его широчайшая общественная и литературная деятельность оставила глубокий след в русской истории XVIII века.
| Жанр: | Биографии и мемуары |
| Серия: | Пионер - значит первый №59 |
| Всего страниц: | 46 |
| ISBN: | - |
| Год издания: | 1978 |
| Формат: | Полный |
Восьмая муза читать онлайн бесплатно
© Издательство «Молодая гвардия», 1978 г.
О тех, кто первыми ступили на неизведанные земли,
О мужественных людях — революционерах,
Кто в мир пришел, чтоб сделать его лучше.
О тех, кто проторил пути в науке и искусстве.
Кто с детства был настойчивым в стремленьях
И беззаветно к цели шел своей.
Есть тип деятельности, значение которой не сразу заметно и понятно. Она складывается из продолжительных усилий, постоянных, неуклонных. Шаг за шагом, день за днем человек приближает будущее. Он не взрывает, а готовит почву.
Новиков не выходил на Сенатскую площадь, чтобы ниспровергнуть царя, он не написал ни «Горя от ума», ни «Евгения Онегина». Но без него, без его многолетней деятельности не было бы подготовлено поле, которое взрастило декабристов; поле, на котором дали свои великолепные всходы таланты Грибоедова, Пушкина.
Нас поражает жизнь революционеров — их бурный, удивительный взлет. Яркий героизм ослепляет.
Но жизнь подвижников, просветителей, чья деятельность буднична и упорна, порой кажется нам пресной, обычной.
Эта книга — попытка преодолеть несправедливость такого подхода…
СВЕТЛАЯ НОЧЬ СОЛДАТА НОВИКОВА
«Службу мою начал в лейб-гвардии Измайловском полку в 1762 году с генваря» — так, отвечая на вопросные пункты, писал он в каземате Шлиссельбурга, дрожа от ладожской сырости и вспоминая ту теплую счастливую июньскую ночь, прочерченную пиками мачтовых сосен, восторженные крики своих товарищей — гвардейцев, тяжелую поступь ботфортов и скрипучую пыль, повисшую над рассветной дорогой.
Он был зеленым юнцом, не окончившим гимназического курса при Московском университете, новобранцем, которых и старину называли «новиками». Оттого и фамилии произносилась с ударением на последнем слоге — Новикóв. Само ее происхождение указывало — предки его службы не чурались. Лямку тянули прадеды и деды, во времена Петра Великого был морским офицером его отец, Иван Васильевич. Пришла пора надеть солдатский ранец и Николаше Новикову.
1762 год оказался переломным не только для него, но и для всей России. К лету в Измайловском и Преображенском полках составился заговор против Петра III. Тайно называли имя будущей самодержицы Екатерины, царской жены.
Гренадер спал стоя. Иногда он прихрапывал покачиваясь, и тогда полосатая будка, которой он касался плечом, мелко вздрагивала и, казалось, тоже лениво урчала.
А рядом шелестел укоризненный капральский голосок:
— Граф, граф, не спите! Стыдно-с! А как полковник увидит?
Мучение с этими графскими сынками! Детина этакий вымахал, а разберись — чистый младенец. Конечно, гаркнуть на него можно, но и то не забывай: у графа тысяча душ в Малороссии, а у тебя, у честного служаки, двое крепостных под Калугой. Прежде чем рявкнуть, подумай…
— Граф, граф, в арестантскую попадете… Ох, не быть вам генералом…
Окажись они на плацу, погонял бы этого увальня, показал бы ему, что служба не мамкины пироги… Но сейчас шуметь неохота, ночь уж больно ласковая. Да и ночью ее не назовешь: светло, вон и пылинку на прикладе видно.
— Граф, взгляните, красота какая! Заря разливается…
Гренадер приоткрывал глаза, утвердительно кивал и снова впадал в сон.
Николаша стоял неподалеку, у подъемного моста и тихонько смеялся. До него доносились и похрапывания гренадера, и укоризны капрала. Мертвое дело: Ляхницкого и фельдмаршал не разбудит…
Розоватый блеск разливался над Петербургом. Торжественно сиял светлый небосвод. В Фонтанке серебряно всплескивала рыба. На том берегу вяло стучал колотушкой сторож. Чутко спали казармы Измайловского полка.
Маленький капрал решил оставить в покое дремлющего гренадера и отправился дальше смотреть посты. Он подошел к часовому, стоящему у подъемного моста, и взглянул на него кроткими покрасневшими глазами.
— Притомился, чай?
— Никак нет, — тихонько ответил Николаша.
— Молодец!.. Сегодня служба не в тягость. Такую ночь господь дарует…
— Так точно!
Капрал остался доволен живостью ответа и благодушно завел свою тянучку:
— Эх, гвардейцы сопливые, смотрю, не служба у вас, а сахар! Райские кущи! Вот мы в прусскую кампанию на часах стояли у провиантского склада. Под Цорндорфом это было. Хляби небесные разверзлись. И снег и дождь мочит, а ты стой: о ретираде и мысли нет! Пруссаки из пушек валить стали, товарищу ногу оторвало. Так и стояли день и ночь, день и ночь. Товарищ без ноги, а я с ревматизмом.
Это что же, на одной ноге товарищ стоял? Разболтался старый служака сверх меры, нарушает устав. Хорошо, видать, поужинал…
Капрал почесал нос и опять завел свою песню:
— Как-то сегодня государь император почивает? Небось тоже не спит, все о России думает.
Как же, думает! Николаша помрачнел. Припомнился ему император, вечно пьяный, с тупыми остекленевшими глазами. А капрал умилялся. Потрогал пуговицу на мундире и весь засветился от радости.
— Зоркий человек! Меня на плацу приметил. Кричит издалека: «Почему пуговица не в строю? Перекосил, балбес! Стыдно, гвардеец!» Подошел и оторвал пуговицу. «Блеску нет! В следующий раз проверю!» И унес мою пуговицу с собой. А в следующий парад сразу нашел меня глазами. Как орел смотрит, зорко! А пуговички мои горят и по ниточке вытянулись. Улыбнулся, ничего не сказал. Вот какой государь-батюшка!
