Восьмая муза - [3]

Орлов скривился.

— А я в конуре жить буду, лаять, сад охранять.

Екатерина засмеялась.

— Нет, ты будешь главным садовником.

— Из пса садовника не получится, — пробормотал Орлов.

— Ты, кажется, мне грубишь? — Она выпрямилась надменно.

— Тебе — никогда, — умильно произнес Орлов и захлопотал у лошадей.

В этот момент на дороге со стороны Петербурга показалась одноколка. Бойко бежала лошадка, в легкой коляске сидели двое. Вмиг зарей засияло в душе Алексея.

— Григорий! Господи, матушка, глянь, Григорий!

Екатерина счастливо улыбалась.

Одноколка поравнялась с каретой и остановилась. На землю сошел Григорий Орлов, преображенский офицер, давний любимец Екатерины. Не глядя на брата, торжественно неся себя, он сделал несколько шагов к царице и поклонился. Безмолвная, бледная Екатерина протянула ему руку.

Они прошли, как в танце, по скрипящему под ногами песку к лошадке, которая весело и одобрительно встряхивала головой. И Алексей, следя за их застывшими улыбками, за тем, как напряженно-сдержанно, с сознанием исторической минуты, выступал брат, подходя к покривившейся колясочке, отер лоб рукавом и подумал ликующе: «Быть Гришке царем».

На передке разместился Алексей, а Григорий с Екатериной сзади. Лошадка рванула сама, без понукания. И Екатерина, жарко стиснув Григорию руку, влепила поцелуй в запылавшую щеку спасителя.

А на дороге у брошенной кареты в растерянности стояли люди из свиты.

Николаша маялся: ноги затекли. Уж пора бы часового сменить, но, видно, маленький капрал тянет со сменой, решил помучить.

Гренадер у будки проснулся и озирался по сторонам. Его тоже никто не сменял.

Баловни гренадеры: па парадах впереди всех, а лямку солдатскую не хотят тянуть. Вот и этот богач Ляхницкий в фаворе: сколько раз нарушал устав, а полковник Разумовский, малороссийский гетман, все прикрывал его проступки.

Ляхницкий раздраженно потоптался и вдруг шагнул от будки. Новиков ахнул: так и есть, уйдет не спросясь.

Ляхницкий сделал еще шаг и остановился всматриваясь, Новиков проследил за его взглядом.

К казармам приближалась коляска. На облучке сидел и помахивал плетью бывалый преображенец, забияка и драчун Алексей Орлов.

Еще на ходу из коляски соскочил его брат Григорий.

Отчаянно гремя по дощатому настилу, с остановившимися глазами, он промчался по мосту, затряс над головой обеими руками и закричал:

— Встречайте, государыня едет! Тревога!

Гренадер Ляхницкий кинулся к караульной. Новиков замер на посту. Барабанщик забил тревогу. Из казарм повалили солдаты, офицеры. Ударила пушка, салютуя.

Григорий Орлов вернулся к коляске и теперь вступал на мост, держа за руку женщину в черном. Новиков похолодел, вглядываясь в посеревшее, усталое лицо царицы, о которой столько слышал. Бедная, сколько она вытерпела от придурка мужа! Екатерина улыбалась измученно и кивала, произнося еле слышно: «Здравствуйте, ребятушки!» Ласково кивнула она Николаше. Солдат сжал до боли ружье, сердце прыгнуло в груди: прикажет — умру.

Со двора хлынула толпа гвардейцев, и Григорий Ор-. лов поднимал руку, расчищая проход. Николаша оставил пост, бросился за всеми.

«Ура!», «Да здравствует матушка Екатерина!» — ревели гвардейцы и протискивались поближе. Маленький капрал мрачно стоял в стороне, обнимая ружье.

«Сбор, сбор!» — пела труба. Ляхницкий навалился па Новикова своим громадным телом и заорал в ухо: «Слыхал, царь хотел погубить нашу матушку, зарезать хотел…» Он всхлипнул и завопил: «Ура!»

— Прикажи! С тобой в огонь и в воду! — ревели измайловцы.

— Присягайте мне, ребятушки, — ласково сказала государыня.

«А-а-ра-а!» — взорвался над казармами тысячеустый клик.

— Стой! Расступись! — пробежало по толпе. Гвардейцы пихали друг друга локтями, откатывали в сторону.

На румяном лице полкового священника кротко светились голубые глаза. Отец Алексей шел по проходу в толпе, кивал своим любимым измайловцам. Приблизившись к государыне, он строго взглянул на нее, словно оценивая, вздохнул и медленно поднял крест.

— Да благословит бог царствие твое, да будет крепок дом твой, да будет покоен и счастлив возлюбленный народ твой! Самодержице российской Екатерине многая лета! Многая лета!!!

«Многая лета!» — покатилось по двору. Толкаясь, измайловцы потянулись губами к кресту. Склонил колени перед императрицей полковник Разумовский.

— Шевелись, старый гриб, — загудел на ухо священнику Алексей Орлов… — Время идет. Все вздыхаешь, не радуешься, что ли?

— Восшествию на престол радуюсь, — чуть слышно отвечал отец Алексей и снова вздохнул, Алексей Орлов насмешливо взглянул и склонил голову:

— Благослови, батюшка.

И священник благословил смутьяна.

— Иди впереди, — сказал, целуя крест, Орлов.

Такого еще не видела Измайловская слобода. Впереди всех семенил отец Алексей, торопливо осеняя крестом разинувших рты петербуржцев.

За ним устало перебирала ногами все та же лошадка, которой па помощь теперь пристегнули вторую. По бокам коляски висели двое: справа Григорий Орлов помахивал царственно рукой, слева генерал-поручик Вильбоа грозно сверлил толпу взглядом. Екатерина с застывшей улыбкой кланялась народу.

Гренадерские и мушкатерские роты перемешались. Новиков спешил за Ляхпицким. Выспавшийся на посту гренадер теперь был одержим деятельностью. Он поминутно что-то узнавал, что-то сообщал, вздымал руки вверх и кричал «ура»… Внезапно он остановился и схватил Николашу за руку.