Наедине - [130]

— Он звонил мне вчера, — внезапно огорошивает мама. — Спрашивал, что мы планируем делать, как будем тебя поздравлять…

— Никак! — отрезаю я. — Вы никак не будете меня поздравлять. И он не будет. Если вы намерены настаивать на своем, вам придется связать меня и засунуть кляп в рот.

— То есть, ты хочешь провести вечер дома в одиночестве?

— Я останусь с Мишкой.

— Но это ведь… не серьезно?

— Серьезнее некуда.

— А как же Володя? Ты ведь его любишь.

— Думаю, я никогда его не любила. Теперь мне есть, с чем сравнивать, — не желая углубляться в эту тему, я перевожу взгляд на плазму и тянусь к пульту. — Ты пересматривала свой спектакль. Почему бы нам не посмотреть его вместе?

* * *

Перед тем, как покинуть родительский дом, я решаю заглянуть в свою старую комнату, чтобы забрать игрушечного клоуна, подаренного когда-то моей маме самим Лицедеем. Не знаю, откуда возникло это желание, но игрушку я теперь собиралась держать при себе. Как призрачную связь с Лицедеем. Раскрашенную, набитую ватой тряпку, которой он придавал слишком большое значение.

В моей комнате все осталось так же, как и было при мне, за одним-единственным исключением: клоуна на своем привычном месте я не обнаружила. Потратив десять минут на поиски, я заглянула во всевозможные места, проверила шкафы и полки, но клоун испарился бесследно. Сообразив, что в комнате его не найти, я почувствовала легкий холодок по коже. Кто мог его забрать? Разумеется, это не мои родители.

Лицедей имеет доступ к моей комнате?..

Он мог проникнуть сюда до того, как родители вернулись в город, вряд ли они оставляли в свое отсутствие полк охраны. Но даже если так, он все равно был тут, копался в моих вещах, зачем-то забрал свой подарок маме, что вовсе не имеет смысла. О чем он вообще думал?

Позвонивший Мишка сообщил, что заберет меня минут через тридцать. Сбросив звонок, я покинула комнату и направилась по коридору к лестнице, как вдруг одна из дверей распахнулась прямо перед моим носом, а человек, показавшийся оттуда, едва не сбил меня с ног.

Я остановилась, и он тоже замер на одном месте, глядя на меня со смесью удивления и смутной опаски. Это показалось странным. Я впилась взглядом в его лицо, пытаясь сообразить, почему оно кажется мне таким знакомым. На вид мужчине не больше тридцати, высокий, темноволосый, с широкими плечами под тонкой спортивной курткой. Казалось, он тоже изучает меня взглядом, не решаясь заговорить первым. Тишину нарушает мой голос:

— Кто вы такой?

И он отвечает:

— Я работаю на вашего отца.

— Никогда не видела вас прежде, — хотя это неправда, где-то я его точно видела, но где, вспомнить становится очень трудно.

— Неудивительно. Я редко захожу в дом, — он прячет ладони в карманах черных штанов.

— Но сейчас зашли, — подчеркиваю я, не теряя надежды собрать пазл воедино и понять, наконец, почему этот мужчина кажется мне таким знакомым. — Что вы там делали?

— Анатолий Степанович забыл дома свой ежедневник и просил меня привезти его, — невозмутимо отвечает он, в качестве доказательства демонстрируя мне книжицу в кожаном переплете. Я перевожу взгляд с нее обратно к его лицу:

— Может, вы собираетесь выведать оттуда важную информацию?

Мужчина усмехается:

— Анатолий Степанович мне доверяет, — усомниться я не успеваю, в этот момент звонит его телефон. — Это он, кстати, — и мужчина прикладывает аппарат к уху, докладывая моему отцу, что ежедневник обнаружился и скоро прибудет к нему. Мужчина стоит достаточно близко, чтобы я распознала голос отца, так что сомнения на его счет меня покидают. Посторонившись, я даю возможность пройти мимо меня к лестнице, после чего проскальзываю в приоткрытую дверь, оказываясь в папином кабинете. На первый взгляд, тут все в полном порядке. Но мужчина мог взять отсюда что-то еще, кроме ежедневника, и обыск ему при этом устраивать было совсем необязательно.

Я подхожу к столу, на котором прямо-таки идеальный порядок, бумаги разложены ровными стопками, ручки в подставке, как и прочие мелкие канцелярские предметы. Рядом с настольной лампой фотография в позолоченной рамке — мои родители в обнимку после удачного маминого спектакля. И еще один снимок, на нем изображена уже одна я. В светлом платье и с яркой ленточкой «выпускник» через грудь. Компьютер выключен, и судя по холодному системному блоку, его давно не включали.

Опустившись в папино кресло, я окидываю взглядом каждый уголок кабинета, размышляя, что могло заинтересовать здесь этого мужчину. Я была совсем рядом, но не слышала хлопка двери. Если б он заскочил только за ежедневником, пробыл бы здесь куда меньше. Я тяну на себя ящик под столешницей, извлекаю оттуда какой-то план, перечерканный красной и черной ручками, без особого интереса раскладываю его у себя на коленях и вдруг понимаю, что все это мне очень даже знакомо. Если бы я не сидела, земля наверняка ускользнула б из-под моих ног. В правом углу размашистым почерком кто-то вывел «Клуб Почитателей тлена», а на самом плане, изображающем все до единого помещения, было подписано «зал», «подсобка», «бар», «место охранника». Второй этаж — «Квартира Стевича».

Я держу перед собой план Клуба в самом его зачатке и никак не могу понять, как такое возможно, что он оказался в ящике моего отца, а потом осознание приходит само собой. Я медленно и очень аккуратно складываю бумагу в прежнее положение, вытягиваю ящик и возвращаю план обратно. Это очень просто, жаль, что я настолько тупоголовая идиотка, и раньше мне даже в голову не могла прийти мысль о нереальности происходящего вокруг меня. Клуб не мог существовать сам по себе в том виде, в каком я привыкла к нему и полюбила это место. Он изначально был рассчитан на потерявшихся дураков вроде меня, обжегшихся, но до сих пор верящих в добрые сказки. А потом сполна огребающих за это.