Наедине - [128]

— Можешь меня поцеловать если тебе вдруг станет скучно, — великодушно разрешаю я, поерзав в его объятиях.

— Кажется, мне уже скучно. Лежать с тобой — такая тоска, — он сжимает мое податливое тело еще сильнее, покрывая поцелуями щеки, свежий рубец, доставшийся в подарок от Лицедея, подбородок, вновь возвращается к приоткрытым губам. О скуке с ним не может идти и речи. Если так будет всегда, то какая разница, в каком уголке земли устраивать наш новый приют?

Улучив момент, я возвращаюсь к недавней теме:

— Давай уедем, все равно, куда и когда. Если ты правда готов к таким переменам…

— Это ерунда, Фим. Ради тебя я пойду на что угодно, слышишь? На что угодно.

— Просто не бросай меня. Без тебя мне будет очень паршиво, — передергиваю плечами от одной только мысли, что это может произойти.

— Мне без тебя тоже. Но мы ведь до такого не доведем, правда, солнышко?

Ни отсутствие света, ни оглушающий грохот молний за окном не могут напугать меня, когда он рядом. Раньше у меня не хватало духу решиться обрубить все концы, уехать, сбежать ото всех так далеко, чтобы не нашли, и начать жизнь с чистого листа, сделать что-то, способное высвободить меня из невидимой хватки Лицедея. Раньше я была одна против всех. Но теперь у меня есть союзник, который поможет мне победить.

— Правда, — подтверждаю, сдаваясь на волю его ловких рук, забирающихся под мой свитер.

* * *

Проснувшись, я не сразу понимаю, что вторая половина широкой постели не пустует, и, по привычке перекатившись на нее со своей, оказываюсь в теплых Мишкиных объятиях. За окном светит по-осеннему приглушенное солнце, а он все еще здесь, лежит рядом со мной и вроде бы вовсе не торопится покидать меня на несколько долгих часов рабочего дня. Приподнявшись на локте, я касаюсь губами слегка колючей щеки, приобнимаю его за шею, и тонко вскрикиваю, когда он с легкостью подминает меня под себя, обращая невинный поцелуй в долгий и более глубокий. Отвечая ему, забрасываю ладони на его шею и смыкаю ресницы, воспринимая все это как невообразимо приятное продолжение прерванного сновидения.

— С добрым утром, любимая, — ласково шепчет Мишка в мои губы, убирая упавшие на лицо пряди указательным пальцем.

— А оно действительно доброе, — улыбаюсь, вновь распахивая глаза и ловя на себе его взгляд. — Что ты тут делаешь?

— Ничего особенного. Смотрю на тебя.

— Это ты зря, — с сомнением выражаю я, устраиваясь в его объятиях. Мишка натягивает плед мне на плечи. — Я отлично знаю, как выгляжу по утрам, а ты уже пообещал, что меня не бросишь, и, в общем-то, тебе никто не позволит забрать слова назад…

— Я могу повторить их тебе еще сотню раз, если хочешь.

— Хочу.

Он смеется, целуя меня в макушку, но все-таки подхватывает:

— Я тебя не брошу, потому что не отношусь к тем идиотам, которые добровольно выбрасывают кусок своего сердца. Особенно, когда две половины так неплохо ладят друг с другом.

На мой ответный смех, заглушаемый его поцелуем, накладывается звук ожившего мобильного телефона. Не выпуская меня из объятий, Мишка тянется за ним к прикроватному столику, мельком смотрит на экран, нахмурившись, прикладывает телефон к уху, одновременно садясь на постели.

Разговор выходит коротким и для меня малосодержательным. По односторонним фразам я понимаю, что звонит мать одного из Мишкиных учеников, который в данный момент находится в больнице. О том, что вчера произошло в «Олимпе», Мишка рассказал мне в самых общих чертах, свернув тему в самом начале, так как нам нужно было собираться на сеанс гипноза. А после я была слишком увлечена новыми сведениями, и Мишка тоже более не возвращался к этой теме. Но общий смысл звонка я улавливаю. Закончив разговор, он замирает в одном положении, опершись подбородком о край телефона. Я осторожно трогаю его за плечо:

— Что там?

— Да… так, — он не двигается, о чем-то задумавшись. — Получили результаты анализов, в крови Пашки обнаружили следы наркотических веществ. — Мишка негромко чертыхается, не сдержавшись. — Ну, конечно, он не стал бы вести себя подобным образом на ровном месте.

— Ты знаешь его только по вашим тренировкам в зале, но в жизни он может быть совсем другим человеком, — замечаю я.

— Нет. Я хорошо знаю Павла. Сам он в жизни бы не притронулся к этой дряни, — Мишка выбирается из постели, отбросив телефон на край столика, и начинает быстро натягивать на себя водолазку.

— Ты уезжаешь?

— Думаю, мне лучше съездить туда и попробовать с ним поговорить, — Мишка оборачивается ко мне и с полминуты над чем-то размышляет. — Поедешь со мной? Это не займет много времени.

— Лучше отвези меня к родителям, — я тоже принимаю вертикальное положение, не без сожаления расставаясь с теплым одеялом. — Мама звонила, они с папой что-то планируют к моему дню рождения, хочу попробовать убедить их ничего не предпринимать.

— У тебя скоро день рождения?

— Да, случается раз в год, у тебя разве нет?

— Я не в том смысле… И сколько тебе будет?

— Двадцать три.

— Совсем ребенок, — поддевает Мишка.

— Ты сам-то намного старше?

— Порядком старше.

Фыркнув, я принимаюсь подбирать свои вещи, попутно натягивая их на себя, а заодно тренируясь в убеждении на Мишке, который так же, как и родители даже слышать не хочет о том, что день моего рождения, в сущности, ничем не отличается от вереницы других дней.