Наедине - [126]

— А человек в гриме? Он молчит?

— Нет, он твердит что-то о долгожданном свидании. Говорит, что не мог больше ждать, особенно когда я прервала с ним общение, отправив его контакт в черный список.

Даже по прошествии времени я вновь испытываю нечто похожее на пробуждающуюся ярость, стоит ей лишь напомнить мне об этой нелепости, о черном списке.

— То есть, вы общались с ним раньше?

— Я никогда не видела его в реальной жизни. Мы общались в социальной сети, но потом его настойчивость начала меня раздражать и даже пугать, поэтому я прекратила общение с ним.

Кому ты доверяешь, Миха? Она будет говорить тебе миллионы слов о своей любви, казаться трогательно беззащитной, незримо привязывая тебя к себе все крепче, и однажды придет момент, когда ты сам не заметишь, как глубоко завязнешь в ней, готовый на все, что угодно только ради одной ее улыбки. И вот тогда-то ты станешь моим самым опасным врагом. Ты станешь таким же, как я.

— Где вы теперь, Серафима?

— Сквозь стекло все ощущается размытым, но… Я вижу круглый стол в очень знакомых декорациях. Это… похоже на сценку, которую моя мама исполняла в театре. Я много раз пересматривала ее в записи. Круглый стол и три красивых девушки в одинаковых платьях, одна из них сидит чуть поодаль, две другие по обеим сторонам. Они очень ярко накрашены. Здесь много воздушных шаров, а по углам стоят плетеные корзины с алыми розами. Цветов так много, что от их запаха у меня кружится голова…

— Ваш спутник рядом с вами?

— Он здесь. Это Лицедей, — впервые я слышу свое прозвище из ее уст. — Он сажает меня в центре и сам устраивается напротив.

— Что происходит, как вы считаете? — теперь в прежде спокойном голосе специалиста по гипнозу сквозит неприкрытая тревога.

— Он обещал мне сюрприз на нашем первом свидании. Это почти точное воспроизведение той сцены, в которой играла мама, — машинально бормочет Серафима. — Это ее самая любимая роль. Девушки ожидают появление Принцессы, они ее прислужницы. А платье на мне… Оно тоже красное, как и на ней.

— Ваша мама актриса?

— Она играет в театре.

— И этот человек напротив, он доподлинно восстанавливает одну из сцен спектакля с ее участием?

— Я… я уверена в этом.

— А девушки? Фима, что делают девушки?

— Они не двигаются. Их глаза широко распахнуты, но взгляды ничего не выражают, кажутся застывшими, как у фарфоровых кукол. Это…

— Фима, все хорошо.

— Это не куклы. Но они не живые. Они похожи на чучела животных, которые были там, в других комнатах.

— Серафима, — заминка доктора объясняется полной неожиданностью от такого поворота сеанса. Он не знает, можно ли расценивать ее слова, как правду, но ему становится не по себе от подобных признаний. — Вы хотите сказать, что эти девушки… такие же, как чучела животных? Вы уверены в этом?

— Они мертвы. Все трое.

Конечно, мертвы, Принцесса. Живыми они бы ни за что не согласились принять участие в нашем маленьком спектакле. С ниточными марионетками иметь дело всегда проще, чем с живыми людьми. Мои актрисы не были избалованы капризной звездной славой.

— Фима, послушайте меня. Я хочу, чтобы вы сосредоточились на человеке в клоунском гриме. Не бойтесь посмотреть в его лицо, он ничего не может вам сделать. — невольно закусываю губу, ощущая, как все сильнее кружится моя голова. — Он не знает, что вы здесь. Он вас не видит. Всмотритесь в него как следует и попробуйте представить на его месте кого-то очень похожего. Кого-то из ваших знакомых. Вы знаете этого человека?

— Да, — шепчет она, обрывая натянутую до предела нить моего сердца.

Глава 30. УЧИСЬ ОСТАВАТЬСЯ ЖИВОЙ

Серафима

— Я его знаю, — произношу задумчиво, таращась в темный потолок перед собой. В комнате не горит свет, впервые за долгое время я не чувствую в нем никакой потребности. За приоткрытым окном льет шумный осенний дождь. Вполуха прислушиваясь к грохоту тяжелых капель по подоконнику, я лежу на диване лицом к подсвеченному проему в коридор. Мишка где-то на кухне, но это не мешает нашему диалогу. — Мы виделись с ним в реальной жизни. На сеансе я не смогла его рассмотреть, хотя он был рядом, но… все время как будто ускользал от меня. Доктор сказал, это последствие приема той дряни, которой пичкал меня Лицедей. Наркотик стер мою память, оставив от нее жалкие обрывки.

— Но ты все равно уверена, что этот тип — кто-то из твоих знакомых?

— Он прячется среди них. Да, я уверена, — недавний сеанс гипноза помог мне прочистить мозги, хотя так и не подтолкнул к разгадке самого главного вопроса, ответ на который я всегда боялась услышать.

— Но если тебе не удалось его узнать…

— Мне нужно что-то еще, — перебиваю, внутренне ощущая в себе странную готовность двигаться дальше невзирая на сомнения и страх. — Я хочу провести еще хотя бы парочку сеансов.

— Серьезно?

— Это не так страшно, как мне казалось. Я была там, все повторялось вновь прямо на моих глазах, но на этот раз картинка виделась четче, а я чувствовала, что не одна, знала, стоит сказать лишь слово, и весь кошмар сразу же закончится, — очередной раскат молнии на время заглушает мой голос. — Я хочу вернуться в тот момент, когда Лицедей порезал мне лицо, — добавляю тише, не уверенная, что Мишка меня услышит. Но он отзывается: