Надо знать меру дозволенного! - [2]

Стоя на коврике у директора, я видела Нину, выглядела она не наилучшим образом: взлохмаченная, красная и заплаканная. У меня были смутные предположения, что я выглядела так же. Директор сидел молча в своём кресле. Он будто испытывал нашу совесть, которая с каждой секундой краснела всё больше и больше. Я почти плакала: не приходилось мне быть в подобной ситуации, а вот Нинка стояла и дулась. Похоже, затяжка времени никак не сыграла на её совести. Мне бы так!

— Итак, юные леди, предоставляю вам слово, — начал директор свою убийственную речь. Ненавижу, когда он так говорит. Когда он меня ругал, он всегда начинал именно с этой нотки, растягивая обращение на множество раздражающих слогов, каждый из которых резал мою нервную систему на несколько частей. Кстати, я не сказала, что мой отец — директор? Нет? Так вот, теперь все прояснилось. Я никогда ничего не творила, всегда вела себя прилежно, чтобы не попадать в такую ситуацию. Что же мне делать? Варианта два: либо я останусь виноватой, либо Нинка. Первый вариант меня вообще не прельщает, ведь я знаю, что я не виновата, ну, может, только немножко, да и даже если я признаю, что я виновата, дома мне «Гитлер, капут». Есть второй вариант, но что тогда скажут в школе? Что, мол, она, то бишь я, дочка директора и именно поэтому я оказалась права? Я не хочу, что бы моего папу считали несправедливым, поэтому придётся искать грань между двумя вариантами наказания.

— Алексей Михайлович, — начала я, но Нина бросила на меня яростный взгляд и я замолчала. Собственно, почему я замолчала? Не знаю, но в воздухе повисла гробовая и душащая тишина. Сердце сжималось, видимо, отцу тоже было некомфортно. Школа вообще у нас была хорошая, драки случались редко, а между девочками… это первый случай. Я узнала выражение папиного лица: он зол, но не хочет этого показывать, а в его голове крутится куча возможных вариантов исхода данной ситуации. Нинка молчала, как рыба, а у меня упала одна слезинка, но резким рывком руки я смахнула не прошеную гостью, и снова приняла невозмутимое выражение лица. Этот жест не остался незамеченным ни от папы, ни от Нины, которая смотрела на меня яростными глазами.

— Ну? Так и собираемся играть в молчанку? — строгим, вкрадчивым голосом спросил Алексей Михайлович. Ответом ему была тишина. За окном поднялся ветер и его вой раздражал, как будто скрипка в два часа ночи. Нет, в три. — Свободны.

Мы подняли глаза на директора, глаза, полные непонимания и отчаяния. Хотелось крикнуть: «И это всё?», но здравый смысл вовремя меня остановил и заткнул мне рот. Что ж, всё, так всё. Я пошевельнулась и направилась к выходу, но Нина и с места не сошла. Она обернулась и, посмотрев на меня полными призрения глазами, дала понять, что она остаётся, а я должна уйти. Молчаливая беседа не осталась незамеченной директором.

— Уходите все, — повторил он тоном, не требующим повторения фразы.

Я вышла из кабинета директора, дальнейшее для меня было шоком: около кабинета столпились школьники разных возрастов. Многие стояли со школьной газетой в руках. Там стоял парнишка, который мне нравился. Он смотрел на меня, но никаких приятных эмоций его взгляд не выражал. Слёзы подступили к глазам, а сердце защемило, парень долго смотрел на меня, потом покачал головой, развернулся и ушёл. Я готова была броситься за ним, если бы не директор, который вышел на шум толпы, стоящей прямо перед дверью его кабинета.

— Варька виновата! Вы видели, что она написала в газете? А про меня? Вы видели? Это же ужасно! — кричали со всех сторон, но эти фразы были самые отчётливые. Слёзы хлынули из глаз, и я, пробившись сквозь толпу, кинулась к выходу.

Я бежала до дома, не сдерживая горьких слёз, которые разрывали моё сердце. Что же такое? Почему это случилось со мной? Я ведь ни хотела ничего плохого, я лишь хотела, что бы газета была интересной!

— Варя, что случилось? Что с тобой? — испуганно закричала мама, но я пропустила её слова мимо ушей и кинулась в свою комнату. Испуганная мама побежала за мной. Что она сейчас могла подумать и вообразить? Зная фантазию моей мамы и её пессимистичность, то в её голове уже мелькали невообразимо страшные вещи. Я упала на кровать, свернувшись калачиком, как мама подошла ко мне уже налитыми слез глазами.

— Солнышко моё, кто тебя обидел? Что случилось? Расскажи маме, — начала сюсюкаться мама. Я любила её такой. Мама легла на кровать и прижала меня к себе, а я как маленький ребёнок обхватила её руками.

— Мам, я не хотела ничего плохого…я не специально… я не знала, что всё так будет, мам, — без разборчиво и взахлёб ревела я. Мама после таких моих слёз немного успокоилась и поняла, что это не что-то катастрофически страшное, а всего лишь юношеские проблемы. Мама сжала меня сильно-сильно, и из меня слёзы хлынули с новой силой.

— Поплачь, поплачь, давно не плакала, — улыбнулась мама. Так мы пролежали около двух часов. Мы просто лежали, и мама молча успокаивала меня. — Жизнь продолжается, — сказала она спустя некоторое время. Я заглянула в её нежно-голубые глаза, в которых было столько любви, заботы и ласки, и сейчас мне было без разницы, что подумают в школе, что будет потом, главное она меня любит такой, какая я есть. И, действительно, жизнь продолжается. А, значит, всё будет: будут слёзы, будет радость, будет разочарование, будет всё, поэтому жизнь продолжается. Мама — незаменимый человек, который только своими словами может поставить на ноги, согреть душу, спасти из бездны отчаяния.