Надежда мира - [28]

– Просто встретились два одиночества… – тихонько пропела Женя. Риэль заинтересовался, и ей пришлось старательно переводить с русского полузабытую песенку. – А может, ты сочинишь эту песню? или сочтешь плагиатом?

– Еще чего! – засмеялся Риэль. – Я думаю, на меня никто жалобу не подаст. Так что чего б и не сочинить? Я не знаю, Женя, разгорится ли наш костер. Не люблю загадывать, не умею и учиться не хочу. Я живу только сегодня, что будет завтра – не знаю. Что было вчера – уже прошло. А сейчас ты не одна и я не один.

Женя собралась с духом и спросила:

– Ты предпочитаешь мужчин?

Он не отвечал так долго, что мог бы и не отвечать вовсе. Но, так и не поднимая головы, он глухо сказал:

– Да. – И через несколько минут: – И что?

– Ничего, – удивилась Женя. – Просто я начала сильно сомневаться в своей привлекательности. А все просто.

– Ты не просто привлекательная, – произнес он все так же в колени. – Ты очень красивая. Настолько, что тобой хочется любоваться. Так что дело никак не в тебе. Презираешь?

– Это почему?

– Ты неискренна.

– Так. Риэль, чем поклясться, что я тебя не презираю? Я удивлена – да.

– В твоем мире таких, как я, не презирают?

– Всяко, – честно сказала Женя. – Смотря кто, смотря где. Мне, если честно, все равно, никогда даже и не задумывалась. Посмеивалась просто, когда видела мужчину, который ведет себя, как женщина…

– Как женщина? – Он так удивился, что наконец посмотрел на нее. – Зачем?

– Не знаю. Мне смешно, когда мужчина кокетливо поводит плечиками и стреляет глазками. Ты не похож…

– Женя, я не понимаю, зачем поводить плечиками и стрелять глазками, – перебил он. – Это если только в борделях для богатых, но я так лишь предполагаю, потому что не бывал.

Женя придвинулась вплотную и обняла его. Надо сказать, не без облегчения, потому что как бы ни был он симпатичен и даже, пожалуй, красив, ей не хотелось близости с ним. И ни с кем другим. Слишком свежи были в памяти поцелуи этой сволочи Тарвика.

– Я клянусь всем, что для меня дорого, Риэль, что ни в коем случае тебя не презираю. Мне даже легче стало, потому что я все ждала, когда ты…

– Потребую платы? – снова перебил он с горькой усмешкой. – Я не потребую. Наверное, я мог бы тебе соврать, но вот не захотел.

– В моей стране когда-то даже в тюрьму сажали за это. Потом перестали…

– В тюрьму? Ничего себе. На Гатае я о таком не слышал. Официально это не преследуется. А неофициально могут… в общем, зависит от многого. Так что редко кто афиширует. Хотя я не понимаю, кому какое дело, с кем взрослый мужчина проводит ночи.

– Никому, – согласилась Женя. – Ты извини, что я спросила.

Он пожал плечами:

– Рано или поздно ты все равно узнала бы, так лучше от меня. Тебя это обижает? Ну, что я не хочу тебя?

Женя стукнула его по лбу. Дурак. Знал бы он, какое облегчение она испытала! Значит, платить не придется. Вот если бы он был традиционал, пришлось бы рано или поздно. Ему бы все равно захотелось, а она ни за что не стала бы отказывать. Как же еще она могла поблагодарить его за протянутую руку? Рубашки стирать? С этим он как раз легко справлялся сам. Но как же все-таки замечательно, что благодарить придется именно стиркой рубашек! Женя обняла его и от души поцеловала в щеку.

С этого вечера их отношения словно перешли на новую стадию. Женя ни сама не была склонна к излишней откровенности, ни от других этого не ждала, и они с Риэлем не изливали друг на друга подробности своих жизней. Не стали. Но понимали, что могут и что будут поняты. «Ну и гей он – и что с того, даже легче», – так рассуждала Женя. «Она понимает и уж точно не станет навязываться», – так рассуждал он. То есть Жене так казалось. В дружбу между мужчиной и женщиной она никогда не верила, потому что пробовала пару раз, и мужчины уверяли ее в том, что они только друзья, а потом у друзей тяжелел взгляд и их руки начинали обнаруживаться в самых неподобающих местах. А Риэль так и будет просто обнимать ее за плечи и целовать только в щеку, и это замечательно. Замечательно, потому что сволочь Тарвик не желал убираться из ее сердца.

В один прекрасный день Женя вдруг обнаружила, что уже скоро месяц, как она попала на Гатаю. Получилось это довольно странно. Они в Риэлем вошли в ворота города под названием Кратин, что вообще-то означало Горшок, но Женя уже научилась различать имена собственные и нарицательные. Риэль снял комнату в гостинице – одну, разумеется, паспортов со штампом о браке здесь не спрашивали и считали чем-то совершенно естественным, что спутница менестреля будет спать в его постели. Он оставил Женю в номере – совершенно роскошном номере с горячей водой в крохотной душевой кабинке, и пока она торчала в этой кабинке, куда-то сбегал, и когда счастливая Женя наконец выбралась из совмещенного санузла, протянул ей небольшую коробочку. Женя отогнула картонную крышечку и покраснела, потому что в коробочке были тампоны. Не такие, как привычные «тампаксы», но вполне узнаваемые. Без всякого смущения Риэль объяснил:

– Я подумал, что ты уже почти месяц здесь, и вряд ли в твоем мире женщины устроены иначе. Мне проще было купить самому, чем рассказывать тебе, где их искать, как они выглядят, как называются и сколько стоят. Ты же должна казаться местной, правда?