Надежда мира - [30]

– Пойдем, – позвал он, когда был готов. Женя торопливо заплела еще влажные волосы и потащилась за ним в зал. Было страшновато. Их усадили за маленький стол в углу, наверное, специально поставленный для них. Риэль слегка подкрепился, подмигнул Жене и достал из футляра виолу.

Он то пел красивые лирические баллады, то просто играл, и снова пел, в том числе сочиненную полуколлективными усилиями песню о двух одиночествах, и насколько Женя способна была оценить стихи, они получились ничуть не хуже, чем в оригинале. Публике он нравился, в предоставленную хозяином кружку падали монетки, Риэль благодарно кивал и улыбался. Голос у него был чистый и сильный. Может, на солиста Большого он и не потянул бы, но в новосибирском оперном его бы с руками оторвали. А может, и потянул бы...

К Жене подкатывалась пара кавалеров, но она строгим голосом извещала, что не одна, друг у нее ревнивый, а она его безумно любит, и кавалеры грустно таяли в отдалении. Устав, Риэль раскланялся и вернулся к столу, не забыв кружку. Расторопная толстенькая официантка принесла нечто, на вид пирог, но есть его полагалось ложкой, на вкус – гибрид пудинга и суфле. Благодарные слушатели прислали три бутылки вина, и Риэль попросил девушку отнести вино в комнату.

– Пойдем? Ты устала больше, чем я.

Он вручил Жене кружку, обнял ее за плечи весьма многозначительным жестом и подхватил футляр. Публика похлопала вслед.

– Последний номер программы, – сообщила Женя, – демонстрация…

– Обиделась? – огорчился он. – Мне показалось, что так лучше… для нас обоих. И в меня камни не полетят, и к тебе приставать поостерегутся.

– Камни? – ужаснулась Женя. Он неопределенно повел плечом.

– Случается. В этом месте терпимостью не отличаются. Тебе надоело, наверное, спать одетой? Хочешь, возьми мою рубашку, будет вроде ночной. Завтра купим тебе…

– Обойдусь. У меня вот майка есть, в ней спать и буду.

Он потер ладонями лицо, постоял посреди комнаты и сел в неудобное кресло, вытянув ноги.

– Давай напьемся, – предложил он, – это неплохое вино, с него похмелья почти не бывает. Не бойся, я не пьяница. Хочется иногда… Заодно и деньги посчитаем. Давай, учись.

Женя раскладывала монеты в кучки, не забывая отпивать из стакана (вино и правда было ничего, но какое-то… не виноградное, словно домашняя наливочка из перебродившего ягодного сока, сладковатая и очень ароматная).

– Неплохо для одного вечера, – улыбнулся Риэль. – Даже очень неплохо. Ты ложись на кровать, а то я кресло занял… Я глаза закрою. И можно тоже… разуюсь, рубашку сниму?

– Можешь и штаны снимать, – хихикнула Женя, быстро раздеваясь и ныряя под простыню. – А то я мужчин в трусах не видела.

Он хихикнул в ответ, скинул башмаки, которые тянуло назвать туфлями, бросил на спинку стула рубашку и снова развалился в кресле.

– Вино не забывай. И спрашивай, – подбодрил он. – Ты же о чем-то хотела спросить? Не стесняйся. Все уже сказано.

– Как вышло, что ты…

– Ты так деликатно замолчала, – усмехнулся Риэль. – Вышло вот… Не дуйся, я же знал, что ты не погодой и не ценами на платья поинтересуешься. Погода обычная, а сколько стоят платья, я не знаю. По-всякому. Случилось так, что девушки меня не особенно интересовали. Мальчишкой я с ними целовался по углам, постарше… уже и не только целовался. Но вот такого уж восторга, как рассказывали другие парни, не испытывал. Как-то серо… Думал, или парни врут, или просто свою девушку не встретил. Уже когда бродил по дорогам, редко когда соблазнялся какой красоткой. Знаешь, просто не хотелось. Но ведь и на парней тоже не засматривался. В голову не приходило даже.

Женя подсунула под бок подушку. Господи, какое, оказывается, счастье – лежать на неприлично мягкой кровати, в одной только маечке да трусиках, да еще вино потягивать… третий стакан. Ничего. Пока у нее не обнаруживалось неприятия местной пищи. Правда, Женя подозревала, что она просто настолько здорова, что способна переварить все на свете.

Риэль крутил в ладонях свой стакан, и красноватые отблески падали ему на лицо. Горела одна лампа. Женя уже знала, что это даже не масло и не отсутствующий здесь горючий газ, а растения. Вот такие одомашненные растения, дающие вечерами ровный неяркий свет, неприхотливые, нуждающиеся только в поливе и периодическом удалении лишних побегов. В «Стреле» она, ложась спать, закрывала заслонку, а здесь надо было шторку задергивать.

– Потом я встретил учителя. Я хоть и стал уже членом Гильдии, все равно был мальчишка, знал так мало… Камит меня подобрал едва ли не в канаве: у меня деньги отобрали, по шее настучали, в грязи вываляли, я в таком отчаянии был… Просто от обиды. Он меня отмыл, у костра обогрел – от него я о гарте и узнал. Откуда городскому парню было догадаться, что несколько прутиков могут обеспечить его теплом на всю ночь? И предложил идти с ним. Учил меня приемам, о которых я и не слышал, научил брать высокие ноты, не напрягая горло, – ты слышала, какой чистый звук, а ведь голос у меня не такой уж и высокий.

– Он тебя и научил…

– Он меня научил и любви. Так сложилось, Женя. Я не жалею. С ним я был совершенно счастлив. У нас странные были отношения: немножко отец и сын, гораздо больше друзья, во многом – любовники. Мне в первый раз было страшно, как, наверное, бывает страшно девушке. Может быть, даже страшнее, потому что для девушки это более естественно. И так хорошо было, как ни с одной девушкой. Мне было девятнадцать лет.