Над Тиссой (из пограничной хроники) - [20]

Много вкладывал Шапошников труда в оборудование участка заставы. Но ещё больше пришлось ему поработать, чтобы глубоко знать людей своего подразделения, как их должен знать офицер-пограничник.

Знать, кто на что способен, кто что может сделать, — это значит подобрать ключи к разным характерам. Отвечая за людей, ты должен знать их вкусы и наклонности и в конце концов даже повседневное настроение Иванова или Петрова, Каблукова или Смолярчука. О, это далеко не пустяк — отличное настроение пограничника! Всех выбившихся по той или иной причине из обычной колеи пограничников он брал под личное наблюдение, боролся за них.

Не далее как сегодня заместитель Шапошникова, молодой лейтенант, недавно закончивший школу, предложил отстранить от непосредственно пограничной службы ефрейтора Каблукова на том основании, что тот в последние дни, в ожидании демобилизации, стал особенно задумчив, рассеян, мрачноват. Нельзя, мол, настаивал заместитель, доверять ему охрану границы в таком состоянии.

Если бы Шапошников согласился с предложением своего заместителя и подписал соответствующий приказ, Каблуков, конечно, ещё больше бы помрачнел. Не одобрил бы это несправедливое решение и генерал Громада. Увидав фамилию Каблукова вычеркнутой из списка солдат, несущих службу на границе, генерал, несомненно, сказал бы: «Не ожидал, товарищ Шапошников! Как замечательно вы оборудовали границу, а человека… человека не сумели ободрить».

Мглистые сумерки, насыщенные густой водяной пылью, спускались с гор. В выгулах залаяли собаки. В собачьем хоре заметно выделялся голос Витязя. Из конюшни донёсся стук лошадиных копыт и смешанный запах конского пота, продегтяренной сбруи и навоза.

На стальной перекладине тренировался пограничник в оранжевой майке, белобрысый, со стриженой головой. Через открытую форточку казармы послышался настойчивый зуммер, а потом и строгий голос дежурного по заставе:

— «Яблоня» слушает. Что? Телефонограмма? Давай, записываю.

Через несколько минут дежурный разыскал Шапошникова во дворе заставы.

— Разрешите доложить, товарищ капитан. Телефонограмма из штаба отряда, — толстые обветренные губы чернобрового, черноволосого сержанта растягивались в неудержимой улыбке. — Насчёт ефрейтора Каблукова. Демобилизован.

Дальше Шапошникову всё было ясно, но дежурный не отказал себе в удовольствии слово в слово повторить то, что значилось в приказе о демобилизации.

Шапошников в канцелярии прочитал телефонограмму. Сержант стоял у порога и молча выразительными своими глазами спрашивал: «Разрешите? Я знаю, что надо дальше делать».

Начальник заставы улыбнулся.

— Сообщите Каблукову. И вычеркните его из суточного наряда. Вместо Каблукова назначьте Степанова.

— Есть, сообщить…

Дежурный чёткой, весёлой скороговоркой повторил приказ капитана и стремительно побежал в казарму.

Каблуков, к удивлению Шапошникова, не очень обрадовался долгожданному приказу. Во всяком случае на его лице это слабо отразилось: оно попрежнему было серьёзным, сосредоточенным. Вся казарма, все пограничники гудели возбуждёнными голосами, а Каблуков был сдержан.

— В чём дело, товарищ Каблуков? — спросил Шапошников, входя некоторое время спустя в казарму.

— Всё хорошо, товарищ капитан. Мать обрадуется. Только… — ефрейтор покраснел до слёз. — Как же я уеду, когда тут…

Каблуков замолчал, но Шапошников всё понял.

— Ничего, поезжайте со спокойной совестью, — сказал он. — Ваше место займёт Степанов. Достойная замена. Желаю вам счастливой мирной жизни.

Шапошников протянул ефрейтору руку. Тот схватил её и не сразу выпустил.

— Товарищ капитан, разрешите последний раз сходить в наряд, с этим самым молодым пограничником Степановым. Разрешите, товарищ капитан.

Шапошникову хотелось обнять Каблукова, но он только сказал:

— Хорошо, пойдёте.

Генерал Громада, прибыв на границу, проверил планирование работы на заставе, организацию охраны, службу нарядов, выполнение расписания занятий, состояние оружия, хорошо ли стираются солдатские простыни, вкусный и по норме ли приготовлен ужин, хорошо ли накормлены и прибраны служебные собаки. Всюду был полный порядок. Генерал считал своей обязанностью и долгом сказать об этом начальнику заставы.

Два пограничника, вооружённые автоматами, в куртках и брезентовых плащах с откинутыми капюшонами, вошли в комнату, где находились генерал Громада и начальник заставы. Ефрейтор Каблуков доложил, что наряд прибыл за получением приказа на охрану государственной границы. Пограничники остановились перед большим, с низкими бортами, на высокой подставке ящиком, в котором был размещён искусно сделанный макет участка пятой погранзаставы и подступов к ней: река, опушка леса, горные склоны, шоссе и просёлочная дорога, тропы, кладбище, одинокое дерево, кустарники, канавы, овраги.

Каблуков был известен генералу; другого, белобрового, светлоголового солдата он видел впервые.

— Как ваша фамилия? — спросил Громада, обращаясь к солдату.

— Степанов, товарищ генерал.

— Знаменитая фамилия.

Кто в погранвойсках не слыхал о трёх братьях Степановых? Один погиб на западной границе, другой ранен в Карелии, третий служил в Забайкалье. Теперь перед генералом Громадой стоял четвёртый, младший брат знаменитых Степановых.