Над горой играет свет - [37]

— Почему ты так, Фред? Почему? Я любила тебя.

Стало очень тихо. Я слышала собственное дыхание. Что думал обо всем этом папа? Может, он сейчас скажет, что тоже ее любил? Я с надеждой ждала. Папа вернется, скажет той, в машине, чтобы простила его, у него уже есть семья в Западной Вирджинии.

— А ты храбрая, Кэти.

Сердце мое ухнуло в пятки.

— А что ты хотел? У меня на руках наши дети и заботы об этом доме.

— Позволь тебе напомнить, что не все наши дети у тебя на руках.

— Ублюдок!

Кто-то громко заплакал, и отец спросил:

— Энди, что ты делаешь под столом?

— Марш в свою комнату, Энди, сейчас же, — приказала мама.

Я услышала, как Энди, топая, убегает и сквозь слезы кричит:

— Энди сам убегит! Я очень грустный!

Папа снова заговорил:

— …приехал повидать детей, а не ссориться с тобой.

— Ха! Долго же ты собирался.

— Надо было обустроиться.

— Обустроиться? Ну ты и говнюк.

— Я обязан был твердо встать на ноги, подумать о будущем детей.

— Раз так… мистер Говношекспир, покажите, какой вы отец. Забери с собой Мику.

В голове моей зажужжали шершни.

— Забрать Мику?

— Да.

— У меня теперь жена. Она пока не ко всему привыкла.

— Выбирать тебе, Фред.

— Да погоди же ты. Дай поговорить с Ребеккой.

— Это ведь и твои дети. И остаются ими, даже если ты решил целиком сменить семью, а свою бросить.

— Ты не очень-то логична.

— А ты? Говоришь, что хочешь быть хорошим отцом. Одна трепотня. Ля-ля-траляля.

— Ладно. Считай, что договорились. Мика поедет с нами. Довольна?

— Еще бы. Я была так счастлива, когда ты уехал, а теперь вот и Мика. Отгрызайте от меня по кусочку, пока всю не сгложете.

— Только не строй из себя мученицу.

— Твоя новая с визгом умчится туда, откуда ты ее взял, сразу, как только ты предъявишь ей сына.

— «Ослам привычна тяжесть».[14]

— Пошел ты на фиг со своим долбанутым Шекспиром.

Раздался тяжелый топот папиных ботинок.

Мама позвала Мику, потом открыла заднюю дверь и снова громко его позвала. Голова моя раскалывалась, виски будто сдавило обручем. Я вбежала в дом. В спальне братьев Мики не было. Я залезла в шкаф, свет из скважины для ключа был слишком ярким. Я закрыла глаза. И верхом на Фионадале стала подниматься на свою любимую гору. Кто-то позвал меня по имени. Я понеслась галопом, копыта стучали все громче. И снова прозвучало мое имя. Я прижалась лицом к атласной потной шее. На землю меня вернул скрип двери черного хода и надрывный вопль Мики:

— Ви! Ви! Скорее!

Я опрометью бросилась к черному ходу, брат был уже во дворе, с огромным зеленым чемоданом. Мика подошел к клену, отломил веточку и сунул ее в карман. Он переоделся в чистые джинсы и клетчатую рубашку, пуговицы были аккуратно застегнуты. Оглянулся, нашел взглядом меня. В черных глазах мерцала тревога. А я вдруг увидела, каким красавцем станет мой старший брат, когда вырастет. Мы вместе обогнули дом и вышли на газон перед крыльцом. Подошел откуда-то сбоку Энди и остановился перед нами. У меня перехватило горло.

— Почему ты уезаешь? — спросил Энди.

— Так надо, — только и сказал Мика.

Я обняла его и не отпускала. Он не отталкивал меня и не обзывал приставалой. Поверх его плеча я глянула на Ребекку и решила, что должна ее возненавидеть. Папа, наклонившись, что-то ей говорил, а она смотрела на нас, только на нас. Лицо у нее было грустным, но меня это не трогало. Подошел папа, взял чемодан. Энди обвил руками папины ноги.

— Папа, ты тока не убегай, не нада-а.

Я теснее прижалась к Мике. Представила, как на нас смотрит из окошка миссис Мендель и сердце ее разрывается на части. Еще бы, тут вон что творится…

Я увидела перепуганные глаза Мики, никогда еще не видела своего брата в такой панике. Ладони его были мокрыми от пота. Папа опустил чемодан на землю и стал отрывать от себя Энди, уговаривая:

— Сынок, прости, папе пора уезжать, прости.

Энди побежал прочь, изо всех силенок, взрыхляя ногами прошлогодние листья. Папа растащил нас с Микой и, крепко обхватив его за руку, повел. Мой сильный, рослый брат упирался, но папа был выше и сильнее и заставил его подойти к машине.

Потом папа вернулся за чемоданом Мики. Подошел, приподнял пальцем мой подбородок.

— Прости, Букашечка. Я страшно виноват.

Я с размаху его стукнула. Папа схватился за живот.

— Букашка моя, нет…

Даже не взглянув на него, я подбежала к машине.

Но Мика выставил вперед ладонь и помотал головой. Я почувствовала себя глупенькой, перепуганной насмерть малявкой.

— Скажи Бастеру, что мне пришлось уехать, — распорядился он.

Он забрался на заднее сиденье и уставился прямо перед собой. А я все смотрела и смотрела на своего брата, мысленно укоряя его за то, что так легко поддался. За то, что бросает меня и Энди на маму. Папа положил чемодан рядом с Микой и снова повернулся ко мне. Я сделала вид, что не заметила слез у него на глазах. Мама так и не вышла из дома. Мне хотелось возненавидеть и ее.

Папа сел за руль, завел мотор и подал назад. Мика взглянул на меня и поднял вверх большой палец. По глазам брата я поняла, что он уже далеко отсюда. Я помахала ему ставшей вдруг чужой рукой. Чужими были ноги, скрытые по щиколотку травой. Все тело стало не моим. Когда машина отъехала, я вспомнила, что эта женщина так и не отдала мне книжку. И еще я вспомнила тот день, когда кричала Мике, что он никогда-никогда не уедет.