Над Черемошем - [56]
— Дедушка, кого ждете? — окликают его подбежавшие стайкой правнучата.
— Весну, детки, высматриваю.
— А идет она?
— Уже в долины спускается, — старик смотрит вдаль, словно видит, как в долины шагает весна. — Еще день-два — и пойдем пахать. Хлеб сеять будем.
— Дедушка, — зовет старика внучка, молодая женщина с запеленатым ребенком на руках, — обедать идите.
— Обедать, говоришь? Да я, верно, не пойду.
— Почему же?
— Пойду в долину. Поговорить хочу с людьми, оттаявшую землю потрогать.
И он отправился в путь, спускаясь с горы на гору, все ближе к весне. С каждым шагом все теплее становилось старику, и теплело в горах, на левадах, в долинах.
Под вечер над лесом укладываются на покой белые табуны туч, но солнце не перестает отпирать своими светлыми ключами поля и воды. Весенний шум катится с самых Карпат, гудит и оплетает долины синими лентами ручейков, расцвечивает луга озерками первоцвета, наполняет их чистым пением жаворонка.
Ко двору Сайнюка медленно подходит дед Степан.
У плетня, опершись на заворотницу[24], стоят Савва Сайнюк и Юстин Рымарь. С улицы с ними переговаривается Лесь Побережник.
— А похоже, что завтра и впрямь начнем пахать. Земля уже выгоняет из себя холод.
— А меня что-то все знобит да знобит, — вздыхает дед Савва.
— Уж не от моргов ли вас знобит? — хмыкает Лесь.
— Может, и от них. Так и стоят перед глазами.
— Стало быть, не раскрылись еще как следует глаза ваши? За тремя моргами не видят всей земли?
— Мало видят, туманятся…
— Пережиток! — отрезает Побережник.
— Что? Что?! — Сайнюк наставил измятое ухо и даже приложил к нему ладонь.
— Это такой хвост, по-книжному — пережиток не то капитализма, не то монархизма, скорей всего — монархизма, он еще от цесарской монархии тянется.
Рымарь глубокомысленно кивнул и спросил:
— Лесь, я вот часто на собраниях слышу, а все не пойму, что такое монархизм, а что капитализм. Ты теперь заглядываешь в книги, газеты получаешь из Москвы, из Киева. Может, растолкуешь?
— Отчего же! — Лесь задумался. — Как вам получше рассказать?.. И то падаль и другое падаль. Только одно постарше и уже в могиле лежит, а капитализм тоже, почитай, лежит, однако его еще не закидали землею. Понятно?
— Ясно! — твердо ответил Рымарь. — Пошли, Лесь, в конюшню! Перед севом не мешает еще раз проверить скотинку.
— Пошли. Там не Юра ли по воде шлепает? — Лесь приложил руку к глазам.
— И впрямь он!
В низину, где разлились три пруда, из горных ручьев прибывает вода. И сердце Юрия Заринчука радуется. Он, как журавль, высоко задирая ноги, бродит по трясине, направляя движение потоков.
— Юра, рыбка скоро будет? — окликают его женщины, хлопочущие на парниках.
— Не рано ли вас на рыбку потянуло? Погодите малость, будет и рыбка.
— По дороге рядом с телегой, нагруженной молодыми липами, степенно шагает Роман Петращук. Заринчук глянул на подводу и не поверил своим глазам.
— Роман, что у тебя?
— Липы!
— Сам вижу, что липы. Куда везешь?
— Вам. Целый день копал. Хоть и ругали вы меня тогда, на собрании, как кнутом стегали. Говорите, где будем сажать. А то на моей голове не примутся и не зацветут.
— Спасибо, Романко! — растроганно проговорил Заринчук. — Ну стоит ли сердиться за старые слова, когда уже весна идет?
— И впрямь идет! Слышите?
И оба прислушались к едва различимому шуму тракторов.
У конюшни Рымарь играл с маленьким шаловливым жеребенком. Вдруг стригунок поднял уши, отпрянул назад.
— Не бойся, глупенький. Это тракторы, машины идут. На наши поля. — Старик всматривается туда, где на дорогу выезжают тракторы. Тонконогий жеребенок настороженно косится на них.
Посреди улицы трактористов с хлебом-солью встречает звено Ксени Дзвиняч.
— Спасибо за хлеб святой, — торжественно произносит тракторист Павло Гритчук. — Да взойдет наша дружба славным урожаем!
— Пусть по-новому, без единой слезинки, растет наш хлеб! — говорит, подавшись вперед, Ксеня Дзвиняч.
На берегу Черемоша звено Марии Сайнюк рассыпает известь на приозерной низинке. Летит по ветру перемешанная с землей известь. И летит по ветру девичья песня:
— Мариечка, а ведь и вправду — такая пора наступила, что все горы поют! — радостно говорит Катерника.
— И горы и долины.
— «Философия», — сказал бы Василь Букачук.
— «Посевная», — сказал бы товарищ агроном.
— Все посевная да посевная, и хоть бы словечко еще… — вздохнула Катеринка.
— Не просил больше, чтоб поцеловала?
— Где там! Только напомнил, что после уборки ему следует аванс. И будет ждать до самой уборки. А какой он славный, Мариечка! Говорит самые обыкновенные слова, а кажется — рассказывает сказку о том, как вся земля уберется в цветы да в колосья. Такой у нас агроном, что просто ой, ну до того, что прямо ох!
— Уж прямо и «ой» и «ох»! — засмеялась Мариечка.
— А что ты думаешь? Так и есть! — Катерина вздохнула, но сразу же встрепенулась, лукаво огляделась и подмигнула подруге. — Я, чтоб больше уродилось, еще заговор скажу! — Она стала у озерка, оглянулась на четыре стороны: и зашептала: — Кислоты, кислоты, ступайте в чащи, в болота, на стоячие воды, на гнилые колоды, где звери не бродят, где люди не ходят, где не растут всходы! Тьфу, тьфу, тьфу! Кислота провались, а нам золотая кукурузка уродись…
В книгу вошли два произведения выдающихся украинских советских писателей Юрия Яновского (1902–1954) и Михайла Стельмаха (1912–1983). Роман «Всадники» посвящен событиям гражданской войны на Украине. В удостоенном Ленинской премии романе «Кровь людская — не водица» отражены сложные жизненные процессы украинской деревни в 20-е годы.
Автобиографическая повесть М. Стельмаха «Гуси-лебеди летят» изображает нелегкое детство мальчика Миши, у которого даже сапог не было, чтобы ходить на улицу. Но это не мешало ему чувствовать радость жизни, замечать красоту природы, быть хорошим и милосердным, уважать крестьянский труд. С большой любовью вспоминает писатель своих родных — отца-мать, деда, бабушку. Вспоминает и своих земляков — дядю Себастьяна, девушку Марьяну, девчушку Любу. Именно от них он получил первые уроки человечности, понимание прекрасного, способность к мечте, любовь к юмору и пронес их через всю жизнь.Произведение наполнено лиризмом, местами достигает поэтичного звучания.
В романе «Четыре брода» показана украинская деревня в предвоенные годы, когда шел сложный и трудный процесс перестройки ее на социалистических началах. Потом в жизнь ворвется война, и будет она самым суровым испытанием для всего советского народа. И хотя еще бушует война, но видится ее неминуемый финал — братья-близнецы Гримичи, их отец Лаврин, Данило Бондаренко, Оксана, Сагайдак, весь народ, поднявшийся на священную борьбу с чужеземцами, сломит врагов.
Роман-хроника Михаила Стельмаха «Большая родня» повествует о больших социальных преобразованиях в жизни советского народа, о духовном росте советского человека — строителя нового социалистического общества. Роман передает ощущение масштабности событий сложного исторического периода — от завершения гражданской войны и до изгнания фашистских захватчиков с советской земли. Философские раздумья и романтическая окрыленностъ героя, живописные картины быта и пейзажи, написанные с тонким чувством природы, с любовью к родной земле, раскрывают глубокий идейно-художественный замысел писателя.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Много десятилетий прошло после Великой Отечественной войны… Но никогда не заживут раны в сердцах и душах участников жестокой битвы за право жить, любить, надеяться и верить, в памяти тех, кто стал наследником Великой Победы. Мы преклоняемся перед мужеством людей, прошедших через то страшное пекло. И мы благодарим тех, кто несет в будущее правдивую память о подвиге наших предков.Закончив 1961 году роман «Большая родня», Михаил Стельмах продолжает разрабатывать тему народа и величия его духа, тему бессмертия народной правды, что побеждает и в войне, и в послевоенной тяжелой жизни.В романе «Правда и кривда» рассказывается о жизни украинского села в последние годы войны и в первое послевоенное лето.Автор показывает также богатырскую устойчивость и выдержку воинов на фоне адских испытаний: «Огонь был таким, что в воздухе снаряды встречались со снарядами, мины с минами, гранаты с гранатами».
Писатель Гавриил Федотов живет в Пензе. В разных издательствах страны (Пенза, Саратов, Москва) вышли его книги: сборники рассказов «Счастье матери», «Приметы времени», «Открытые двери», повести «Подруги» и «Одиннадцать», сборники повестей и рассказов «Друзья», «Бедовая», «Новый человек», «Близко к сердцу» и др. Повести «В тылу», «Тарас Харитонов» и «Любовь последняя…» различны по сюжету, но все они объединяются одной темой — темой труда, одним героем — человеком труда. Писатель ведет своего героя от понимания мира к ответственности за мир Правдиво, с художественной достоверностью показывая воздействие труда на формирование характера, писатель убеждает, как это важно, когда человеческое взросление проходит в труде. Высокую оценку повестям этой книги дал известный советский писатель Ефим Пермитин.
Новый роман талантливого прозаика Витаутаса Бубниса «Осеннее равноденствие» — о современной женщине. «Час судьбы» — многоплановое произведение. В событиях, связанных с крестьянской семьей Йотаутов, — отражение сложной жизни Литвы в период становления Советской власти. «Если у дерева подрубить корни, оно засохнет» — так говорит о необходимости возвращения в отчий дом главный герой романа — художник Саулюс Йотаута. Потому что отчий дом для него — это и родной очаг, и новая Литва.
В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.
В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.
«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».
Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.