Начало - [25]

Паренек кивает.

— Но для ребенка вполне безопасна и молочная смесь, — замечает она.

— Она не берет бутылочку. Выплевывает, и хоть ты что.

Паула нежно улыбается:

— И такое бывает. Нужно просто терпение.

— Папа говорит, она больна.

— Тогда ему надо обратиться к врачу. Разумеется, это замечательно, что ты обратился ко мне: это говорит о том, что папа очень любит твою сестричку. Я тронута. Это очень почетная обязанность — взращивать дитя. И мне приятно думать, что мы могли бы делать это вместе. Но вообще-то, так не делается. Прежде всего, надо обратиться к врачу. Затем, по-видимому, выйти на вашу местную сеть поддержки грудного вскармливания. Там, вероятно, найдутся какие-нибудь молодые мамы, способные помочь. Теперь это называется перекрестным уходом, но фактически это то же самое, что нанять кормилицу, только звучит более политкорректно. Вот это вам, видимо, и нужно сделать.

Возбуждение у юнца растет. Он нервно лезет в другой карман и вынимает еще один комок купюр.

— Это все, что у меня есть.

— Дело тут не в деньгах, золотце.

— Ну пожалуйста. Он же меня прибьет.

— Это все, что я могу сказать тебе, — говорит Паула. Она чувствует, как у нее повлажнели ладони. Надо поскорей выпроваживать этого молокососа из квартиры. Она злится на себя за то, что впустила его, но скрывает это.

— Ну прошу вас, — чуть ли не умоляет паренек. От страха и унижения лицо у него посерело.

— Оставь мне номер папиного телефона, — говорит она. — Мы с ним немножко поболтаем.

— Не могу.

— Тогда почему бы тебе самому его не набрать, а потом передашь мне трубку? Мы с ним перемолвимся, и я ему скажу, какой ты замечательный.

— Он меня убьет.

— Да перестань ты, в самом деле. Ну вот, еще и нюни распустил.

— Я говорю серьезно, — лепечет он со слезами на глазах. — Он меня убьет. Он уже пытался сделать это. Ну пожалуйста!

Паула больше не может воспринимать ни на глаз, ни на слух ничего, кроме этого малодушного, придурковатого юнца, который ей видится как в перевернутом бинокле. В потайном отделе резного буфета, в ящичке слева, у нее припрятаны газовый баллончик и электрошоковый пистолет. На верху буфета, рядом с телефоном, лежит стопка ароматизированной бумаги для записей.

— Куда вы? — спохватывается юнец.

— Собираюсь черкнуть твоему папе записочку.

Юнец вскакивает, подергивая щуплыми плечами.

— Ну прошу вас, — продолжает канючить он, — очень прошу. Всего раз. Ну придите к нам, всего один разок.

— Не могу, солнышко, — откликается Паула. Ее голос по-прежнему невозмутим, но сейчас в нем появились твердые нотки. Правда, когда она делает вид, что ищет ручку, рука предательски подрагивает. Паула пытается удерживать маску спокойствия, намеренно недоигрывает, но ощущение такое, будто собственные черты лица у нее разбухают, делаются гротескными. — Я уверена, когда он прочтет мое послание, все у тебя будет в ажуре.

Юнец мечется, что-то бормочет себе под нос. Оглянуться Паула не решается, но вполне может статься, что он там рвет на себе волосы.

— Пожалуйста, — нудно скулит он, — прошу, прошу, прошу вас.

Она открывает ящичек, вынимает газовый баллончик и поворачивается к нему.

— А теперь вот что, — подводит она черту. — Я пыталась объяснить тебе все и так, и эдак, но ты не понимал. А теперь я просто прошу тебя уйти.

Паренек ошеломленно смотрит на нее. Пятится, опрокидывая кое-что из меблировки.

— Убирайся, — говорит Паула.

Паренек, споткнувшись, но удержав равновесие, снова лезет к себе в карман. Когда он вытаскивает руку обратно, Паула не сразу опознает в ней гаечный ключ.

Паренек, по-прежнему судорожно всхлипывая, замахивается на нее.

— Нет, — изумленно думает она, — только не так…

Лютер и Хоуи заходят в комнату для допросов. Шина Квалингана сидит за убогим столиком, обхватив двумя руками кружку чая с молоком. Лютер замедляет шаг, мысленно веля себе расслабиться.

— Позвольте? — спрашивает он, кивая на стул.

Шина Квалингана пожимает плечами: мол, я здесь не хозяйка. Хоуи с треском вскрывает ногтем свежие аудиокассеты, вставляет их в магнитофон и ставит на запись. Все это она делает демонстративно, чтобы миссис Квалингана знала, что разговор записывается. Та ничего не имеет против.

Лютер говорит очень мягко, желая успокоить свидетельницу перед дачей показаний. Он еще раз представляется, после чего просит миссис Квалингану подтвердить свои имя, адрес и дату рождения, что она и делает, откашлявшись и сделав глоток подбеленного чая. Понимая, что горло у женщины пересохло от волнения, Лютер подносит ей стаканчик воды из кулера, установленного за дверью. Подношение она принимает с видом робкой благодарности. Сохраняя прежнюю интонацию, Лютер говорит:

— Вы можете мне рассказать, что произошло семнадцатого января этого года?

— Я уже говорила.

— Это необходимо для протокола. Пожалуйста, расскажите еще раз. Это может оказаться очень важным.

— Не вижу, каким образом.

— Я вас прошу, — настаивает он.

— Меня обокрали, — говорит Квалингана. — Кто-то залез в мою квартиру, схватил кое-что и убежал. Всего делов-то.

— Но ведь это не все? — подает голос Хоуи.

— Что вы имеете в виду?

— Пожалуйста, расскажите нам все, что вы рассказывали другим сотрудникам относительно той ночи.