Начало - [104]

Затем он приносит стакан воды Джен Мэдсен. Та с благодарностью принимает, делает маленький глоток и сидит, придерживая стакан у сгиба руки.

— Приемные дети, — усаживаясь, возвращается к теме Лютер, — иногда не могут не думать про своих биологических родителей, особенно про мать.

— И не просто думать. Генри, тот свою мать просто боготворил. Сочинял насчет нее всякие бредни.

— Какие же именно?

— Ну, допустим, то, что в нем течет дурная кровь, — это результат давней вражды.

— Прямо так и говорил: дурная кровь?

— Да, именно так. Просто одержим был этой идеей.

— Как она, интересно, возникла?

— Джереми у нас ветеринар. Бывший. Так вот, единственное, что вызывало тогда у Генри позитивный интерес, — это животные. И мы, пытаясь этот интерес направить на что-нибудь полезное, купили щеночка-дворняжку, Дигби. Думали, это пойдет ему на пользу.

— И как, пошло?

Джен делает еще глоток. Рука у нее дрожит.

— Бог его знает. Щеночек у него пробыл пару недель, а затем куда-то сбежал, и больше его не видели.

Непонятно почему, но Лютер догадывается, что стало с собачкой. Знает это, вероятно, и Джен Мэдсен.

Он отсылает еще одно сообщение, сует мобильный в карман и спрашивает:

— А что вы сами говорили Генри о его родной матери?

— Что она была слишком молода. Что любила его. Что желала ему доли лучшей, чем та, которую могла ему дать. Но он нам не верил. И был прав. Правда в том, что она была проституткой. К тому же не в своем уме. Сама прилаживала себе к голове электрические клеммы и пускала разряд — да-да, от автомобильного аккумулятора.

— И вы ему лгали.

— А что нам оставалось делать? Лгать или разбивать ему правдой сердце? Вот вы бы что выбрали?

Телефон у Хоуи вибрирует от полученного сообщения. Она лезет в карман за трубкой.

— Понятно, наша семья не исключение, — говорит Джен. — Проблемные дети нередко пытаются провоцировать неприятие, заставляют приемных родителей доказывать свою любовь, несмотря на дерзкие выходки подопечных, и так по нарастающей. У Генри это составляло самую суть его существа. Мы с ним прошли через все и полностью потеряли контроль. У него была налицо почти звериная жестокость. Кражи в магазинах, хулиганства, выверты на сексуальной почве.

Лютер лезет за блокнотом, открывает его. Обхлопывает карманы в поисках карандаша.

— Что за выверты?

— Он… показывал себя, — глядя в пол, говорит Джен. — Некоторым девочкам.

Хоуи проверяет телефон. Во входящих значится сообщение от Лютера: «Генри Мэдсен здесь, в доме родителей, 15, Кэвэлри Клоус, Финчли. Мэдсен наверху. Отец, возможно, заложник. Мия Далтон наверху? Возможно, она тоже заложница. Срочно нужна помощь».

Шесть или семь тягучих секунд Хоуи не в силах оторвать глаз от дисплея. Сообщение она перечитывает несколько раз. Ее взгляд прыгает с трубки на Лютера и обратно; Лютер же невозмутимо сидит и строчит в блокнотике под исповедь приемной матери.

Мэри Лэлли ведет вторую группу поиска к пустому дому на тихой улице в районе Максвелл-Хилл. Сейчас здесь капремонт в начальной стадии. Снаружи стоит бадья для замеса бетона. В доме беспорядочно свалена мебель прежнего владельца, тут же складированы листы гипсокартона, штукатурка, краска, рулоны напольного покрытия и обоев. В гараже на задах участка обнаруживается автомобиль ныне покойного владельца, его личные вещи в коробках.

При осмотре сада собаки выказывают признаки возбуждения. Лэлли следом за кинологами проходит в дом, где собаки ведут себя все беспокойнее.

Сержант Лэлли звонит детективу Риду.

— Мия точно была здесь, — сообщает она. — Здесь повсюду ее запах. В умывальнике наверху мы нашли краску для волос.

— Он что, покрасил ей волосы? Для маскировки?

— Похоже на то, шеф.

Рид благодарит и дает указание:

— Поставьте кого-нибудь присматривать за этим местом. Чтобы он сюда больше не захаживал.

Рид все еще на связи с Лэлли, когда на мобильный приходит сообщение от Лютера. Быстро прочитав текст, он встает так резко, что стул под ним опрокидывается. Он чувствует острую боль в шее. Схватившись за нее, торопливо говорит в трубку:

— Мэри, слушай! Что-то стряслось. Будь очень внимательна, докладывай мне обо всем, что увидишь.

Бросив трубку на стационарный аппарат, он поворачивается к Бенни. Халява уже прочитал такое же сообщение и смотрит на Рида круглыми глазами.

— С-срань божья, — цедит Рид.

Держась за шею, он бежит к двери, проносится через общее помещение и влетает в кабинет к Роуз Теллер. Та уже в спешке надевает пальто.

— Ходу, ходу! — торопит она с порога. — Действуем!

И быстрыми шагами удаляется с рацией в руках. Рид спешит следом, торопливо набивая на ходу сообщение: «Держись! Едем».

Хоуи прячет мобильник в карман и ждет от Лютера следующего шага. Тот отвлекается от писанины и спрашивает:

— Так когда вы фактически видели Генри?

— Когда он вышел из тюрьмы.

— Это когда же? Ему было… двадцать один? Двадцать два?

— Да, примерно. Он к нам приезжал.

— Что он сказал вам тогда?

— Сказал, что ненавидит нас. Что не хочет нас больше никогда видеть, — Джен смотрит Лютеру прямо в глаза, — и что думает завести свою семью. Большую. Пятеросыновей и столько же дочерей. Что они будут жить на ферме и разводить там животных. Породистых, для расплода. Самые редкие породы. И что он будет их всех любить — и животных, и детей. Даст им всю любовь, какая только есть на свете. А мы с Джереми для него считай что покойники.