На заре земли Русской - [29]

Шрифт
Интервал

Старик Огляда и вправду знал слишком мало, чтобы рассказать князю что-то, кроме уже известного. Да, уходят куда-то сыновья по ночам, один, парень уже семейный, родных своих оставляет и ничего не говорит, а меньшой за ним тянется — вот что плохо. Услышав о случае в храме, что был намедни, мастер снова стал клясться и божиться, что ни слухом, ни духом о замыслах сыновей, ничего не знает, ни слова, ни полслова. На просьбу, а после приказ, рассказать, что делают Ратибор и Милодар в доме боярина Андрея, все время отнекивался, и даже после, когда Михайла пообещал отобрать мастеровую грамоту, не смог ничего сказать.

— Что ж с ним делать-то, княже, — в раздумьях молодой боярин Федор подпер рукой щеку. — Ни словом, ни угрозой, ничем не проймешь его!

— Не надо, — нахмурился Всеслав. — Правда не знает. Сыны его уже выросли, ему не сказываются, совета не спрашивают. Едем к боярину Андрею. Его и расспросим.

— Поздно! — мастер, набросив на плечи тулуп, вышел на крыльцо за дружинниками. — Уехал боярин со всей семьей и домом. В Киев подались. Вчера только.

— Едем к нему сейчас! Может, кто из дворовых покуда остался!

Пока собирались, пока дожидались других на подворье и седлали коней, короткое зимнее утро уже тронуло светлый неистоптанный снег, посеребрило покрытые инеем ветви деревьев. Лед на Двине и Полоте давно встал, прикрылся тонким слоем свежего снежка, слабый, неокрепший, обманчивый. Зима подобралась к маленькому северному уделу раньше, чем к другим. Ее ждали с надеждой: снег укроет поля, три луны будет согревать землю, а после, как растает, будет готово место для новых посевов. Только лошади зиму не жаловали: копыта скользили по насту и вязли в глубоком снегу, проторенных дорог почти не было видно.

— Всеслав! Всеслав, княже, погодите ехать!

Князь опустил ногу со стремени, обернулся. От ворот к ним бежал, спотыкаясь и увязая в снегу, Вихорко, юный лучник. Сорвав с руки подшитую шерстью варежку, он размахивал ею, как стягом.

— Что случилось? — спросил Всеслав, дождавшись, пока он доберется поближе.

— Радомир вернулся, — выдохнул парнишка, стащил шапку и взъерошил взмокшие волосы. — Только что. Сам видал.

Полтора десятка всадников ворвались на заметенное снегом подворье сотника, окружили красное крыльцо. На двор выбежала разбуженная шумом челядь, все говорили и кричали наперебой, не слыша друг друга и не понимая, зачем к хозяину пожаловало столько гостей, не успел он прибыть. Сам же Радомир, уставший с дороги и даже не успевший сменить промерзшую и промокшую свитку, вышел на крыльцо, окинул взглядом собравшийся на дворе народ, увидел князя в окружении ратников.

— Здравствуй, Всеслав, — он поклонился, сняв шапку и прижав ее к груди. Всеслав ответил чуть заметным кивком, передал поводья одному из своих спутников и прошел к дому.

— Поговорить надо. В боярскую горницу никому не входить.

И так это сурово прозвучало, что никто и не осмелился спросить причин, а хозяйка Любаша, Радомирова жена, поспешно распахнула обе двери и, дождавшись, пока Радомир и Всеслав уйдут, пропустила всех гостей в столовую горницу: на дворе было холодно, из тяжелых кучевых облаков посыпался мелкий колючий снежок.

Дмитрий зашел последним. Обмел осиновым веником валенки у порога, снял кафтан, развернулся, чтобы повесить его на крюк в стене, и вдруг заметил, что за воротами по большой улице проехало с десяток других всадников. Верно, князь послал своих людей осмотреть окрестности, да уже без надобности: все равно старший сотник вернулся. Пока парень топтался в клети, снимая верхнюю одежду и очищая от снега валенки, чтоб воды не оставили, хозяйка смотрела на него с доброй и лукавой усмешкой.

— Что, Митька, через дверь ходить несподручно? Яблоня удобней?

Он покраснел, как мак, переступил порог, взглянул на хозяйку из-под длинных ресниц:

— А ты, тетка Любава, знаешь уже?

— Знаю, — спокойно, без тени гнева и строгости ответила Любаша. — На сей раз прощу, а повторится — выгоню!

Не успела она договорить, на лестнице, ведущей в сени со второго пола, послышались быстрые шаги и шорох плотной юбки. Завидев Дмитрия, Милослава не удержалась от улыбки и, смущаясь, взглянула на мать:

— А я видела из окна, что батька приехал, поклониться хотела…

— Иди к себе, Милослава, — сурово велела мать. — Князь приехал с дружиной, с отцом говорят, пускать никого не велено. Сам к тебе придет.

С этими словами она развернулась и, поправив алый вышитый платок, пошла в столовую горницу угощать нежданных гостей: благо с давешнего вечера остался мед, пирог, гречишная каша с грибами. Дождавшись, пока высокая, статная фигура хозяйки скроется, Дмитрий подошел к лестнице.

— Что, простила мать?

— Ага, — довольно улыбнулась Милославка. — Уж больно шумно я ночью за водой и за рубахой для тебя бегала.

Юноша усмехнулся, в шутку дернул ее светлую косичку.

— Ну, ступай. Видишь, неизвестно покуда ничего. Может, батька сам тебе расскажет… Или я расскажу, как что узнаю.

Глава 8

Выезжая из посадских ворот, боярин Андрей услышал от стремянного, что Радомир с сотней людей возвращается из Менска. Это было самое время покинуть удел, потому что Андрей знал: Всеслав поверит скорее Радомиру, чем ему, а тогда одному из них придется худо. К отъезду все было давно готово: вещи, скарб и прочая снедь сложены в дорожные сундуки, лошади накормлены, люди и дворовые предупреждены о том, что дом придется покидать спешно, в любой момент. И вот пора пришла: Радомир вернулся, князь Всеслав сам не знает, кому из своих бояр доверять, одно остается Андрею: уехать из Полоцка, покуда время есть, а там видно будет: остаться ли у Изяслава или переждать грозу и вернуться под родной кров.


Рекомендуем почитать
Ядерная зима. Что будет, когда нас не будет?

6 и 9 августа 1945 года японские города Хиросима и Нагасаки озарились светом тысячи солнц. Две ядерные бомбы, сброшенные на эти города, буквально стерли все живое на сотни километров вокруг этих городов. Именно тогда люди впервые задумались о том, что будет, если кто-то бросит бомбу в ответ. Что случится в результате глобального ядерного конфликта? Что произойдет с людьми, с планетой, останется ли жизнь на земле? А если останется, то что это будет за жизнь? Об истории создания ядерной бомбы, механизме действия ядерного оружия и ядерной зиме рассказывают лучшие физики мира.


За пять веков до Соломона

Роман на стыке жанров. Библейская история, что случилась более трех тысяч лет назад, и лидерские законы, которые действуют и сегодня. При создании обложки использована картина Дэвида Робертса «Израильтяне покидают Египет» (1828 год.)


Свои

«Свои» — повесть не простая для чтения. Тут и переплетение двух форм (дневников и исторических глав), и обилие исторических сведений, и множество персонажей. При этом сам сюжет можно назвать скучным: история страны накладывается на историю маленькой семьи. И все-таки произведение будет интересно любителям истории и вдумчивого чтения. Образ на обложке предложен автором.


Сны поездов

Соединяя в себе, подобно древнему псалму, печаль и свет, книга признанного классика современной американской литературы Дениса Джонсона (1949–2017) рассказывает историю Роберта Грэйньера, отшельника поневоле, жизнь которого, охватив почти две трети ХХ века, прошла среди холмов, рек и железнодорожных путей Северного Айдахо. Это повесть о мире, в который, несмотря на переполняющие его страдания, то и дело прорывается надмирная красота: постичь, запечатлеть, выразить ее словами не под силу главному герою – ее может свидетельствовать лишь кто-то, свободный от помыслов и воспоминаний, от тревог и надежд, от речи, от самого языка.


Недуг бытия (Хроника дней Евгения Баратынского)

В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.


В лабиринтах вечности

В 1965 году при строительстве Асуанской плотины в Египте была найдена одинокая усыпальница с таинственными знаками, которые невозможно было прочесть. Опрометчиво открыв усыпальницу и прочитав таинственное имя, герои разбудили «Неупокоенную душу», тысячи лет блуждающую между мирами…1985, 1912, 1965, и Древний Египет, и вновь 1985, 1798, 2011 — нет ни прошлого, ни будущего, только вечное настоящее и Маат — богиня Правды раскрывает над нами свои крылья Истины.