На заре земли Русской - [28]

Шрифт
Интервал

— Да нет у меня дома, — огрызнулся Дмитрий наконец. — У мастера живу, а у него после вечерни на двор никого пускать не велено. Все одно на улице ночевать, так хоть тут полезен буду.

Один из дозорных снова хотел прикрикнуть в ответ, но товарищ взял его за рукав, наклонился и что-то долго шептал на ухо. Говорил он тихо, так что слов нельзя было разобрать, но парень кое-что все-таки услышал: дважды повторившееся слово «бояре» и «поосторожней бы». После долгих уговоров первый сдался, прислонил свое копье к частоколу и направился в терем. Пробыл он там довольно долго, так что Дмитрий в одной рубахе и тонком истрепанном кафтане уже начал замерзать.

— Зайди, подождешь на первом полу в гриднице. Князь велел пустить тебя. И за что только он с тобой так дружен?

Молодой ювелир тихонько улыбнулся, поклонился, но решил не отвечать. С Всеславом они были дружны и вправду давно, едва ли не с самого начала его княжения. Осиротел Митька рано, ему и девяти лет не было. Один бы жить не смог, вот воевода и привел его к князю, чтобы тот решил, как с ним быть. И то ли Всеслав, тогда еще сам недавно потерявший родителей, пожалел мальчишку, то ли решил, что так будет просто лучше для него, но так или иначе, он велел отдать его в ученики к златокузнецу Ефрему, что славился на весь Полоцк и за его пределами. С тех пор князь не раз интересовался его судьбой, а сам Дмитрий так и остался подмастерьем.

Войдя в терем, он осматривался по сторонам не без изумления. И было чему удивляться: позолоченные канделябры с тремя или пятью свечами в них, шитые серебром и мелким бисером гобелены, в красном углу — иконы в тяжелых изразцовых окладах. Дмитрий разглядывал обстановку гридницы, пока не вошел сам хозяин терема.

— Княже, — Дмитрий поклонился в пояс, — ты прости, что разбудил среди ночи. Я возвращался с последней службы, узнал, что Бажен, сын твоего гридня, Благояра, на воле. Выпустил его кто-то из поруба, а кто — мне неизвестно. Я должен бы сразу сказать тебе, но не догадался, благо, Милославка, Радомирова дочка, подсказала, что делать.

С Всеслава сон как рукой сняло. Нахмурившись и задумчиво глядя на Дмитрия, он думал о только что сказанном. Выходит, не один Радомир на дворе предатель. А если и один, то совсем страх потерял: средь ночи освобождать своих помощников, не успело и двух дней минуть.

— А второго не разглядел, значит? — князь обратился уже к ювелиру. Дмитрий тоже качнул головой. — Так… Сейчас подниму старших гридней, пойдем посад осматривать. А ты погоди… С нами пойдешь.

С этими словами Всеслав вышел из гридницы, и Дмитрий снова остался один: дожидаться приказа. Присел на лавку, хотел подремать, но сон не шел. Подождав немного, он поднялся, стал ходить из угла в угол, меряя широкую гридницу шагами. В голове метались только неясные обрывки мыслей. Тревога за себя, жалость к Милославке, страх ошибиться и повести людей по неверному пути… Что, если и правда Радомир здесь ни при чем? Что, если кому-то другому выгодно хранить дружбу с Киевом и искать замену князю Всеславу? И поэтому, задумавшись, он не заметил, как мимо невысокого окна быстро юркнула чья-то тень.

Вернулись за ним довольно нескоро. Слуга проводил его до конюшни, где собрались все посвященные в дело. Всеслав, покончив с объяснениями, обратился к нему.

— Скажи еще раз, кого видал, где, когда? Чтоб наверняка, а не ветра в поле ловить.

— Когда — не знаю, где-то за полночь было, — юноша задумчиво поскреб в затылке, вспоминая. Ошибиться не хотелось: и стыдно, и помощи от того никакой не будет, только помешает делу. — К порубу кто-то повадился ходить. А сей день освободил Бажена. Что до других, это мне неизвестно.

— Возьми Миколкина коня, и еще вот, держи, а то, я гляжу, у тебя нет ничего, — князь снял с пояса короткий кинжал с белой костяной ручкой и протянул ему. — Едем!

Дмитрию подвели коня; он вскарабкался в седло, придерживаясь за луку, и направился к выезду из конюшни. Полтора десятка человек собралось за подворьем. Всеслав от своих верных воинов ничем не отличался: алое княжье корзно, подшитое мехом и золотом, оставил, узду на своего коня надел простую, тонкий венец сменил на простое тканое очелье. И кто не помнил князя в лицо, те бы его среди дружины и не признали.

— Куда ехать-то? — послышался чей-то несмелый вопрос.

— К мастеру кожевенных дел, Огляде. А после — к златокузнецу Ефрему, — Всеслав развернулся коня и натянул поводья. — За мной!

Дозорные бесшумно отворили ворота и низко склонились перед маленьким войском. Дмитрий не влился в толпу, поехал с краю и то и дело озирался: вдруг что первым заметит и предупредит других.

Правда, у мастера ничего разузнать не удалось: разбуженный среди ночи, он ничего не соображал и ни о каком заговоре ничего не слышал. Знал, что сыновья водят дружбу с кем-то из дружины, но те ему ничего сами не рассказывали, а от двора он был слишком далек, чтобы знать больше, чем положено. А когда Михалка пригрозил, что допрашивать будут всех, кто хоть чем-то причастен, старый мастер и вовсе встал на колени, начал кланяться всем, кого видел кругом себя:

— Христом-богом… Не знаю, ничего не знаю! Сыновья неразумные что-то устроили, а мне ведь не сказывают ничего!


Рекомендуем почитать
Ядерная зима. Что будет, когда нас не будет?

6 и 9 августа 1945 года японские города Хиросима и Нагасаки озарились светом тысячи солнц. Две ядерные бомбы, сброшенные на эти города, буквально стерли все живое на сотни километров вокруг этих городов. Именно тогда люди впервые задумались о том, что будет, если кто-то бросит бомбу в ответ. Что случится в результате глобального ядерного конфликта? Что произойдет с людьми, с планетой, останется ли жизнь на земле? А если останется, то что это будет за жизнь? Об истории создания ядерной бомбы, механизме действия ядерного оружия и ядерной зиме рассказывают лучшие физики мира.


За пять веков до Соломона

Роман на стыке жанров. Библейская история, что случилась более трех тысяч лет назад, и лидерские законы, которые действуют и сегодня. При создании обложки использована картина Дэвида Робертса «Израильтяне покидают Египет» (1828 год.)


Свои

«Свои» — повесть не простая для чтения. Тут и переплетение двух форм (дневников и исторических глав), и обилие исторических сведений, и множество персонажей. При этом сам сюжет можно назвать скучным: история страны накладывается на историю маленькой семьи. И все-таки произведение будет интересно любителям истории и вдумчивого чтения. Образ на обложке предложен автором.


Сны поездов

Соединяя в себе, подобно древнему псалму, печаль и свет, книга признанного классика современной американской литературы Дениса Джонсона (1949–2017) рассказывает историю Роберта Грэйньера, отшельника поневоле, жизнь которого, охватив почти две трети ХХ века, прошла среди холмов, рек и железнодорожных путей Северного Айдахо. Это повесть о мире, в который, несмотря на переполняющие его страдания, то и дело прорывается надмирная красота: постичь, запечатлеть, выразить ее словами не под силу главному герою – ее может свидетельствовать лишь кто-то, свободный от помыслов и воспоминаний, от тревог и надежд, от речи, от самого языка.


Недуг бытия (Хроника дней Евгения Баратынского)

В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.


В лабиринтах вечности

В 1965 году при строительстве Асуанской плотины в Египте была найдена одинокая усыпальница с таинственными знаками, которые невозможно было прочесть. Опрометчиво открыв усыпальницу и прочитав таинственное имя, герои разбудили «Неупокоенную душу», тысячи лет блуждающую между мирами…1985, 1912, 1965, и Древний Египет, и вновь 1985, 1798, 2011 — нет ни прошлого, ни будущего, только вечное настоящее и Маат — богиня Правды раскрывает над нами свои крылья Истины.