На взлетной полосе - [12]
— Не бригада, а прорва какая-то, — говорила она, зачерпывая из бака, — скорей бы этот дождь проклятый кончился.
— Тебе разве не все едино? — улыбнулся Кис.
— Нет, конечно. — Лариса даже остановилась от такого вопроса. — Вчера котлет нажарила, думала, к утру останется — все подчистили, до крошки. И аппетит у вас от безделья — господи прости. Дрова сырые, печь не растопишь…
В этот день за столом было непривычно тихо. Позвякивали ложки, гудело пламя в плите. Они заканчивали, когда в столовой появился Николай. Помаячил на пороге, потоптался. Потом сказал:
— Дождь кончился. Идем на теплотрассу.
Никто ему ничего не ответил.
Траншея теплотрассы была полна до краев. В желтой глинистой воде плавали доски опалубки, щепки и всякий мусор — вровень с берегами. Кто-то вполголоса выругался.
— Метра два глубина.
— Сам копал, забыл, что ли?
— Можно соревнования по плаванию проводить…
— Эх, насос бы пожарный.
У Киса зябкими мурашками пошла спина. Артур поправил очки, посмотрел вверх. Светлое, словно вычищенное ветром небо было безликим, плоским.
Привезли ведра, веревки. Парни перекинули дощатые мостки через траншею, встали цепочками.
— Бригада «Напрасный труд», — Артур с трудом перевел дыхание. Он стоял первый к воде и сразу вымок. Даже на носу поблескивали желтые капли.
— А ты представь, что на дне лежит телевизор, о котором ты мечтаешь. Вычерпаешь воду — и он твой, — сказал Игорь, глухо хохотнув. — Очень помогает.
— Спасибо! — Артур обиделся и отвернулся. Но подавать ведро приходилось Игорю. Артур передавал не глядя, до тех пор, пока оно не опрокинулось, не окатило его.
— Ничего. За семейный уют и пострадать можно.
— Да замолчишь ты, наконец!
— А телевизор — основа его. Тоже проверено.
Кис вспомнил Лену. Вспомнил, как приехал к ней после последнего плавания, год назад…
Она была дома. Он поздоровался мимоходом с родителями и вошел в ее комнату. Лена испуганно запахнула халатик, поднялась со стула, шагнула навстречу. Лежали на столе книги, конспекты. У нее скоро сессия, подумал Кис, но сразу же забыл про это, лишь увидел Ленкины глаза, темно-карие, чуть удлиненные, без туши еще. И представил Кис себя в тот момент: распахнутый пиджак, галстук чуть набок, миллионер, морской волк, как вы здесь, на берегу, пока мы там, у банки Джорджес, селедочку добываем. Но под взглядом Лены он сник тогда, стыдно стало, что вот так ворвался, не позвонил даже, словно домой пришел…
— А я думала, не приедешь больше, — сказала она и, обняв Киса, заплакала тихо. — Какой ты все-таки самоуверенный, думаешь, буду ждать, пока наплаваешься, пока… нагуляешься там, со всякими, да? У нас через неделю распределение. Уеду вот подальше, чтоб не знал, куда. Ищи тогда…
И сразу растерял он все слова приготовленные, веселые слова, которые говорил ей после каждого возвращения. Даже деньги, заработанные в рейсе, не радовали, просто оттягивали карман.
— Что же теперь делать? — растерянно спросил Кис.
— Сам подумай. Банально, конечно, но выбирай. Или я, или СРТ твой проклятый со всеми дружками вместе…
В гостиной родители накрывали стол, расставляли посуду, и Кис не выдержал, ушел от ответа. Поцеловал Лену сухими жесткими губами, проговорил торопливо: «Придумаем что-нибудь» и выскользнул из комнаты…
Теперь море было далеко от него. Кис вспоминал о нем, как о беспроигрышном запасном варианте, как о тайном своем убежище. Когда сейнер отходил от пирса и, все увеличиваясь, росла полоска темной воды — он оставлял на берегу все нерешенные вопросы. До возвращения через четыре месяца. Но странно казалось Кису всегда, что они не исчезали после, когда он ступал на непривычно твердую землю, а принимали другое обличье. И он понял однажды, что от них не уплывешь ни на каком сейнере.
Отец разливал самодельную наливку, расспрашивал о море, о рыбе — сухопутные наивные вопросы. И, выпив, Кис обычно говорил без умолку, но на этот раз сосредоточенно ковырял вилкой под взглядом Лены. На щеках ее выступил румянец, глаза блестели матово, словно она уже приняла решение, а этот разговор за столом — вежливость к старому знакомому.
Потом они долго сидели в ее комнате. Она положила на его плечо голову, была тиха, будто рядом, и в то же время очень далеко от Киса.
— Можно, конечно, в городе остаться. Наташка — ты знаешь ее — на комбинат устроилась. У них малыш забавный — прелесть…
Кис закрыл глаза, чувствуя, как упругими толчками стучит сердце. К черту «рыбкину контору». Мое место здесь, пора институт заканчивать, ушел балбес с третьего курса, море увлекло, штормы, туманы. И он сказал об этом Лене…
…Движения однообразны и просты, как взмахи маятника. Принять пустое ведро, зачерпнуть, передать Игорю. Принять, зачерпнуть, передать. Слава богу, воды в траншее заметно поубавилось. Об этом не говорят, боятся сглазить.
— Артур, вижу крышку телевизора, — сказал Игорь, наклоняясь к воде. — Честное слово.
— Какой марки?
— «Горизонт».
— Тогда вытаскивай. Мой, — согласился Артур.
На краю этого заброшенного северного поселка строили многоэтажные дома. Они темнели мокрыми кирпичными коробками, пустыми проемами окон, и земля кругом была взрыта и перевернута бульдозерами. Теплотрасса рассекала надвое беспорядочные глиняные бугры, тонкой ниточкой подтягивая новые дома к поселку. Кис поднялся на отвал. В дальнем конце пофыркивал экскаватор, одинокий, затерянный. «Не успеем закончить, дохлый номер», — подумал Кис, прикидывая расстояние.
В популярной общедоступной форме рассмотрен сложный путь алмаза от момента его находки до получения из него бриллианта. Прослежена судьба наиболее известных древних алмазов из Индии, Бразилии, современных крупных алмазов. Освещена история открытия некоторых месторождений алмазов, рассказано об основных методах добычи и сортировки алмазов с древности до наших дней. Охарактеризована структура мирового алмазного рынка. Изложена история развития способов ювелирной обработки алмазов, рассмотрены различные имитации и подделки алмазов и способы их распознавания.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.
Очередная книга издательского цикла сборников, знакомящих читателей с творчеством молодых прозаиков.
Новая книга издательского цикла сборников, включающих произведения начинающих.
Оренбуржец Владимир Шабанов и Сергей Поляков из Верхнего Уфалея — молодые южноуральские прозаики — рассказывают о жизни, труде и духовных поисках нашего современника.
Очередная книга издательского цикла, знакомящая читателей с творчеством молодых прозаиков.