На всемирном поприще. Петербург — Париж — Милан - [100]

Что же это означало?

Дело в том, что, несмотря на всю свою вражду и соперничество, Кавур и правительство Франческо II сходились в одном пункте: им обоим Гарибальди стоял поперек горла.

Кавур только и мечтал о том, чтобы присоединить неаполитанские провинции к пьемонтским владениям. Но он хотел сам совершить это присоединение путем дипломатических комбинаций и тонких интриг, а не при помощи этого «сорвиголовы», который только портит самые глубокомысленные планы его и хитрые расчеты. Кавур завязал не одну интригу при неаполитанском дворе с целью произвести маленькую дворцовую революцию в Неаполе и на место Франческо II посадить Виктора-Эммануила, который, чтобы вознаградить павший дом, назначит своим вице-королем одного из его членов. Граф Сиракузский[330], дядя короля, глава либеральной фракции бурбонов и руководитель всех кавуровских интриг, заранее прочил себя на этот пост.

Чтобы осуществить такой план, нужно было время, а потому и возникала необходимость во что бы то ни стало остановить победоносное шествие Гарибальди.

Со своей стороны бурбонское правительство именно этого и желало всеми силами души.

Вот почему Кавур так ласково принял послов короля Франческо.

Что же следовало предпринять этим странным союзникам для достижения их общей цели?

Начать интриги против Гарибальди в самой Сицилии? Кавур уже давно испробовал это средство. Еще в середине июня, т. е. месяц тому назад, он посадил на шею Гарибальди двух человек. Первый, более невинный, маркиз Тореарса[331], прибыл в Палермо тринадцатого; второй, чрезвычайно ядовитый, Ла Фарина[332], высадился шестнадцатого. Гарибальди принял обоих очень дружественно. Оба они были сицилианцы и изгнанники. Торреарсу Гарибальди тотчас же назначил президентом совета министров. Но оба они были самыми упорными противниками Гарибальди, потому что желали немедленного присоединения Сицилии к Пьемонту, — Тореарса с некоторыми условиями, Ла Фарина — без всяких. В том же духе работало несколько других второстепенных агентов Кавура.

Последствия всей этой работы не замедлили обнаружиться.

Двадцать третьего июня палермитанский муниципальный совет с герцогом Вердурою[333] во главе, явился к Гарибальди, чтобы поднести ему звание почетного гражданина Палермо и прочесть благодарственный адрес от имени сицилианского народа. При этом Вердура, в качестве оратора депутации, настаивал на том, что Сицилия жаждет присоединиться к владениям короля Виктора-Эммануила.

Гарибальди, которому надоели уже достаточно интриги Ла Фарины, нашел этот случай удобным, чтобы высказаться категорически по вопросу о присоединении. Враг всяких недомолвок, он хотел раз навсегда уничтожить всякие недоразумения.

— Я всегда считал короля Виктора-Эммануила, — отвечал он, — единственным государем, способным объединить под своим скипетром всю Италию. Я сам начал кампанию при крике: «Италия и Виктор-Эммануил». Но не будем обманывать друг друга. Я пришел сражаться за Италию, а не за одну Сицилию. Собрать воедино все разрозненные, истерзанные части Италии — такова цель моего похода. До тех пор, пока это не совершится, дело одной провинции не может быть отделено от дела всей Италии. Если сегодня будет провозглашено присоединение одной Сицилии, на острове станут распоряжаться другие, и мне пришлось бы оставить свою миссию недоконченной и удалиться.

Кавур был побежден. Открыто бороться с Гарибальди, если тот высказался так категорически, не было никакой возможности. Торреарса вместе с несколькими министрами, сторонниками Кавура, подал в отставку. А вечером весь город кричал: «Да здравствует диктатор; долой министров!»

Итак, Кавур не мог предложить послам короля Франческо своих услуг в образе сицилианских агентов. А между тем ему хотелось хоть чем-нибудь да услужить послам, потому что они предлагали от имени своего короля очищение острова от всех неаполитанских войск и формальную уступку его пьемонтскому правительству. Лучшей комбинации Кавур не мог бы и сам придумать. Ему хотелось избежать всяких дипломатических затруднений, неизбежных при всяком насильственном присоединении. Эта комбинация выставляла его чистым и невинным, как голубь. Король Франческо сам дарит ему остров. Он только принимает любезный подарок. Кроме того, эта комбинация обеспечивала почти верный успех его интригам и деятельной работе при неаполитанском дворе. Одним словом, она была прекрасна со всех точек зрения.

Но только как убедить в этом «сорви-голову»? Как заставить Гарибальди отказаться от продолжения похода и предоставить окончание своего дела мудрым заботам пьемонтского первого министра?

Кавур прибегнул к последнему средству, которое еще оставалось у него, сделал ход своим самым крупным козырем: он убедил короля Виктора-Эммануила написать Гарибальди собственноручное письмо.

Оно, действительно, было написано и заключало в себе следующее:

«Генерал! Вам известно, что я не одобрял вашей экспедиции и оставался ей совершенно чуждым. Но трудные минуты, переживаемые теперь Италией, заставляют меня вступить в непосредственные сношения с вами.

В случае, если бы неаполитанский король согласился очистить Сицилию от всех своих войск, отказался бы добровольно от всякого на нее влияния и предоставил сицилианцам избрать себе правительство, соответствующее их желаниям, — в таком случае, я думаю, что с нашей стороны будет всего благоразумнее отказаться от дальнейших враждебных действий против неаполитанского королевства. Если окажется, что вы другого мнения, то я удерживаю за собой