На всемирном поприще. Петербург — Париж — Милан - [98]

Шрифт
Интервал

С этою целью Палермо начало опутываться целой сетью интриг, искательств и т. п. вещей, возбуждавших глубочайшее отвращение и приводивших нередко в отчаяние такого великого по своей простоте и бесхитростного, подобно ребенку, человека, как Гарибальди.

Однако Кавур и все его агенты ошиблись, оценивая значение победы и взятия Палермо. Добычу делить было еще чересчур рано. Речь была покуда не за дипломатами, а за пушками и ружьями.

На острове оставалось еще более тридцати тысяч королевского войска. Все крепости и многочисленный флот находились в их распоряжении. Против таких сил нельзя сражаться при посредстве дипломатических перьев.

После взятия Палермо, действительной столицей неаполитанских владений в Сицилии сделалась Мессина, второй по величине город на острове. Генерал Клари[321], комендант города, сумел внушить к себе доверие солдат, так что он один удержался на острове до самого конца кампании.

И вот из Мессины двинулся пятитысячный корпус, состоявший из пехоты, кавалерии и артиллерии, под командой полковника Боско[322]. Целью его действий были не главные силы Гарибальди, сосредоточенные у Палермо, а его резерв, только что приведенный полковником Медичи из северной Италии. Расчет Боско был сделан совершенно верно. Проект всеобщего вооружения, замышляемый Криспи, совсем не удался. Гарибальди приходилось поэтому рассчитывать исключительно на волонтеров. Но сицилианские волонтеры, годные для партизанской, горной войны, при других условиях похода далеко уступали северным итальянцам, значительная часть которых уже делала несколько походов с Гарибальди. Поэтому поражение Медичи, который привел с собой лучшие силы Италии, было бы для Гарибальди весьма тяжелым ударом, парализовавшим его силы в самом корне.

А между тем поражение и даже уничтожение этого корпуса, вдвое слабейшего, чем корпус роялистов, было весьма возможно. Медичи высадился около Милаццо[323], в нескольких милях от Мессины и в значительном расстоянии от Палермо. Таким образом, Боско, опиравшийся вдобавок на городские укрепления, мог всегда получить через несколько часов свежие подкрепления из Мессины, тогда как Медичи был предоставлен собственным силам.

Гарибальди всё это отлично понял, как только получили от Медичи известие о движении на него неаполитанского корпуса. Тотчас же он собрал небольшой отряд альпийских стрелков и двинулся с ними к Милаццо. Оставив отряд свой за собою, Гарибальди, по обыкновению, поскакал со своим штабом впереди и прибыл на место битвы в ту самую минуту, когда под напором превосходивших его неприятельских сил левое крыло Медичи начинало уже подаваться и когда ему угрожало очутиться отброшенным к морю.

Быстрым взглядом полководца Гарибальди окинул позицию и понял, как этой частной неудачей можно воспользоваться, чтобы окончательно уничтожить врага. Послав на правый фланг Медичи с приказанием держаться как можно упорнее, он лично помчался на левый фланг, где новобранцы Маленкини[324] в беспорядке отступали перед атакой неаполитанской кавалерии. Решившись во что бы то ни стало остановить натиск врагов, Гарибальди один, с небольшой кучкой офицеров своего штаба, бросился в самую середину неаполитанского эскадрона в узкой улице деревни. Начался рукопашный, ожесточенный бой. Гарибальди чуть не попался в плен и спасся благодаря только храбрости капитана Миссори[325].

Мы рассказали этот маленький эпизод для того, чтобы показать, как действовал Гарибальди в бою и как мало он щадил самого себя.

Атака неаполитанцев была остановлена. Тем временем Маленкини собрал своих молодых солдат, которые, будучи пристыжены геройством своего вождя, бросились вперед как львы и прогнали бурбонов из деревни. Приказав Маленкини удержаться здесь непременно, Гарибальди поскакал к правому флангу, от которого зависел успех битвы.

Увлеченный своим планом отбросить гарибальдийцев к морю, Боско двинул все свои резервы к левому флангу, чтобы сломить его окончательно. Но в это самое время Гарибальди был уже на правом фланге и, собрав своих старых, испытанных соратников, повел их в атаку с такой стремительностью, что ослабленные линии неаполитанцев, лишенные своих резервов, в беспорядке бросились бежать, распространяя повсюду в своих единомышленниках смятение и ужас.

Боско не смел больше думать о наступлении. Запертый на полуострове, где находился город Милаццо, он не мог ни отступить, ни двинуться вперед, не дав новой битвы. Но на последнее ни он, ни его войска не были способны. Он уже знал, что имеет дело с самим Гарибальди.

Через два дня Боско сдался на капитуляцию.

Битва при Милаццо была последним решительным сражением между гарибальдийцами и королевскими войсками в Сицилии. После этого бурбонское правительство, по-видимому, решилось пожертвовать островом, с тем, чтобы сохранить свои владения хотя бы на твердой земле.

Чтобы понять причину подобного малодушия, нужно сказать несколько слов о положении дел в Неаполе.

Встревоженный получаемыми одно за другим известиями о высадке Гарибальди в Марсале, о его постоянных успехах, о поражении своих войск при Калатафими и, наконец, о взятии Палермо, Франческо II разослал своих послов ко всем дворам. «Если первый „флибустьер“, — говорил король, — отнимает у меня одну за другою мои провинции, то не должно ли это навести на грустные размышления все правительства?.. И не должны ли они в виду собственных интересов помочь мне в борьбе против этого разбойника?»


Еще от автора Лев Ильич Мечников
Записки гарибальдийца

Впервые публикуются по инициативе итальянского историка Ренато Ризалити отдельным изданием воспоминания брата знаменитого биолога Ильи Мечникова, Льва Ильича Мечникова (1838–1888), путешественника, этнографа, мыслителя, лингвиста, автора эпохального трактата «Цивилизация и великие исторические реки». Записки, вышедшие первоначально как журнальные статьи, теперь сведены воедино и снабжены научным аппаратом, предоставляя уникальные свидетельства о Рисорджименто, судьбоносном периоде объединения Италии – из первых рук, от участника «экспедиции Тысячи» против бурбонского королевства Обеих Сицилий.


Неаполь и Тоскана. Физиономии итальянских земель

Завершающий том «итальянской трилогии» Льва Ильича Мечникова (1838–1888), путешественника, бунтаря, этнографа, лингвиста, включает в себя очерки по итальянской истории и культуре, привязанные к определенным городам и географическим регионам и предвосхищающие новое научное направление, геополитику. Очерки, вышедшие первоначально в российских журналах под разными псевдонимами, впервые сведены воедино.


Последний венецианский дож. Итальянское Движение в лицах

Впервые публикуются отдельным изданием статьи об объединении Италии, написанные братом знаменитого биолога Ильи Мечникова, Львом Ильичом Мечниковым (1838–1888), путешественником, этнографом, мыслителем, лингвистом, автором эпохального трактата «Цивилизация и великие исторические реки». Основанные на личном опыте и итальянских источниках, собранные вместе блестящие эссе создают монументальную картину Рисорджименто. К той же эпохе относится деятельность в Италии М. А. Бакунина, которой посвящен уникальный мемуарный очерк.


Рекомендуем почитать
Кафа

Роман Вениамина Шалагинова рассказывает о крахе колчаковщины в Сибири. В центре повествования — образ юной Ольги Батышевой, революционерки-подпольщицы с партийной кличкой «Кафа», приговоренной колчаковцами к смертной казни.


Возмездие

В книгу члена Российского союза писателей, военного пенсионера Валерия Старовойтова вошли три рассказа и одна повесть, и это не случайно. Слова русского адмирала С.О. Макарова «Помни войну» на мемориальной плите родного Тихоокеанского ВВМУ для томского автора, капитана второго ранга в отставке, не просто слова, а назидание потомкам, которые он оставляет на страницах этой книги. Повесть «Восставшие в аду» посвящена самому крупному восстанию против советской власти на территории Западно-Сибирского края (август-сентябрь 1931 года), на малой родине писателя, в Бакчарском районе Томской области.


Миллион

Так сложилось, что в XX веке были преданы забвению многие замечательные представители русской литературы. Среди возвращающихся теперь к нам имен — автор захватывающих исторических романов и повестей, не уступавший по популярности «королям» развлекательного жанра — Александру Дюма и Жюлю Верну, любимец читающей России XIX века граф Евгений Салиас. Увлекательный роман «Миллион» наиболее характерно представляет творческое кредо и художественную манеру писателя.


Коронованный рыцарь

Роман «Коронованный рыцарь» переносит нас в недолгое царствование императора Павла, отмеченное водворением в России орденов мальтийских рыцарей и иезуитов, внесших хитросплетения политической игры в и без того сложные отношения вокруг трона. .


Чтобы помнили

Фронтовики — удивительные люди! Пройдя рядом со смертью, они приобрели исключительную стойкость к невзгодам и постоянную готовность прийти на помощь, несмотря на возраст и болезни. В их письмах иногда были воспоминания о фронтовых буднях или случаях необычных. Эти события военного времени изложены в рассказах почти дословно.


Мудрое море

Эти сказки написаны по мотивам мифов и преданий аборигенных народов, с незапамятных времён живущих на морских побережьях. Одни из них почти в точности повторяют древний сюжет, в других сохранилась лишь идея, но все они объединены основной мыслью первобытного мировоззрения: не человек хозяин мира, он лишь равный среди других существ, имеющих одинаковые права на жизнь. И брать от природы можно не больше, чем необходимо для выживания.


Николай Бенуа. Из Петербурга в Милан с театром в сердце

Представлена история жизни одного из самых интересных персонажей театрального мира XX столетия — Николая Александровича Бенуа (1901–1988), чья жизнь связала две прекрасные страны: Италию и Россию. Талантливый художник и сценограф, он на протяжении многих лет был директором постановочной части легендарного миланского театра Ла Скала. К 30-летию со дня смерти в Италии вышла первая посвященная ему монография искусствоведа Влады Новиковой-Нава, а к 120-летию со дня рождения для русскоязычного читателя издается дополненный авторский вариант на русском языке. В книге собраны уникальные материалы, фотографии, редкие архивные документы, а также свидетельства современников, раскрывающие личность одного из представителей знаменитой семьи Бенуа. .


Меж двух мундиров. Италоязычные подданные Австро-Венгерской империи на Первой мировой войне и в русском плену

Монография Андреа Ди Микеле (Свободный университет Больцано) проливает свет на малоизвестный даже в итальянской литературе эпизод — судьбу италоязычных солдат из Австро-Венгрии в Первой мировой войне. Уроженцы так называемых ирредентных, пограничных с Италией, земель империи в основном были отправлены на Восточный фронт, где многие (не менее 25 тыс.) попали в плен. Когда российское правительство предложило освободить тех, кто готов был «сменить мундир» и уехать в Италию ради войны с австрийцами, итальянское правительство не без подозрительности направило военную миссию в лагеря военнопленных, чтобы выяснить их национальные чувства.


Графы Бобринские

Одно из самых знаменитых российских семейств, разветвленный род Бобринских, восходит к внебрачному сыну императрицы Екатерины Второй и ее фаворита Григория Орлова. Среди его представителей – видные государственные и военные деятели, ученые, литераторы, музыканты, меценаты. Особенно интенсивные связи сложились у Бобринских с Италией. В книге подробно описаны разные ветви рода и их историко-культурное наследие. Впервые публикуется точное и подробное родословие, основанное на новейших генеалогических данных. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Палаццо Волкофф. Мемуары художника

Художник Александр Николаевич Волков-Муромцев (Санкт-Петербург, 1844 — Венеция, 1928), получивший образование агронома и профессорскую кафедру в Одессе, оставил карьеру ученого на родине и уехал в Италию, где прославился как великолепный акварелист, автор, в первую очередь, венецианских пейзажей. На волне европейского успеха он приобрел в Венеции на Большом канале дворец, получивший его имя — Палаццо Волкофф, в котором он прожил полвека. Его аристократическое происхождение и таланты позволили ему войти в космополитичный венецианский бомонд, он был близок к Вагнеру и Листу; как гид принимал членов Дома Романовых.