На виду у всех - [23]
Евреи, проходившие на работу мимо центральной площади, рассказали, что под видом партизан повесили несколько привезенных из деревни белорусов. Вешали литовцы.
В тот год на 14 марта выпадал веселый праздник Пурим. В далекие времена царя Ахашвероша коварный царский вельможа Аман добился декрета об истреблении евреев. Однако единственный раз за всю историю галута евреям разрешили защищаться. Они, взявшись за мечи, победили врагов. Но гитлеровцы решили нам показать, что XX век - не древняя история. Накануне праздника я пришел в обеденный перерыв в гетто, благо от гаража это было недалеко. Вдруг по улице забегали люди. По их взволнованным лицам видно было: случилась беда. Оказывается, закрыли ворота в дальнем конце гетто и оттуда уже никого не выпускают. Но недалеко находятся главные ворота, а там еще все по-прежнему. Предъявляю полицейскому "аусвайс" и выхожу из гетто. Отойдя метров на
пятьдесят, оборачиваюсь и вижу: из здания комендантуры выходят немцы с полицаями и закрывают главные ворота. Выпуск евреев из гетто прекращается. В гараже - обычная работа. Если выйти из боковой двери гаража, за пустырем просматривается ближний угол гетто. У ограды уже усилена охрана: полицаи через каждые 10-15 метров. Проходит несколько часов, за оградой гетто людей не видно. Где-то запропастился Перец. Вечереет, в гетто возвращаются колонны рабочих. Я решил туда не идти. Прячусь в легковой машине, стоящей в темном углу. Последним уходит Шеф. Щелчок замка и удаляющиеся шаги. Я прижался к теплой печке и задремал.
Наконец рассветает. У ограды гетто - густая цепь полицаев. За колючей проволокой - темная, неподвижная толпа людей. Из ворот гетто евреи не выходят. Дальше оставаться здесь опасно. Я срываю свои "латы" и бегу в контору. Спускаюсь в подвал. У стены на ящиках сидят евреи нашей группы. Они здесь прячутся со вчерашнего дня. Проходит в тоскливой безвестности час. Но вот по улице проносятся на большой скорости грузовики, и, хотя окошки в подвале на уровне земли, видно, что в крытых брезентом грузовиках полно евреев, а у задних бортов - литовцы. Из машин доносятся отчаянные женские и детские крики. Эти крики разносятся по всему городу. Везут людей на расстрел на виду у всех, на виду у всего города. Это длится час, второй, третий. Одни прохожие смотрят вослед с сочувствием, другие делают вид, будто ничего не замечают, есть и злорадствующие. Движение машин с обреченными на смерть прекратилось в полдень. С окраины города слышны мощные взрывы, рвут мерзлую землю, чтобы засыпать убитых. Появился Перец, он провел ночь на чердаке у Володи Таргонского.
Вечереет, мы возвращаемся в гетто. Там плач и уныние. Лица почернели, с трудом узнаю знакомых. Нет семьи, которую не постигло бы горе утраты родственников. Убили четыре тысячи человек, каждого третьего узника. Вот и устроили нам гитлеровцы веселый праздник Пурим! Они в курсе, и делается это нарочно.
Узнаём подробности. Вчера вечером объявили, что все рабочие должны получить новые "аусвайсы" с перечислением иждивенцев и всей семьей явиться к пяти часам утра на площадь в гетто. Юденрат работал всю ночь, заполняя анкеты, которые должны были стать "картами жизни". Одинокие старики, женщины, а также не поверившие в чудодейственную силу "аусвайсов" попрятались. Врачи прятали больных и пожилых дома престарелых.
К назначенному часу собралась большая толпа, ее я и видел за оградой гетто. Прибыли немцы. Литовцы и полицаи плотным кольцом окружили евреев. Селекцию провел немец из "арбайтсамта" в штатском (гитлеровцы изобрели набор наукоподобных терминов, маскирующих геноцид: акция - массовое убийство мирных жителей; селекция - деление людей на тех, кто подлежит немедленному уничтожению, и тех, кого следует оставить до следующего раза; экстрадиция - отправка людей к месту уничтожения). Налево направляли семьи с детьми и стариками. После окончания селекции начали вывозить оказавшихся в левой группе. В это время белорусские полицаи шныряли по домам в поисках спрятавшихся евреев.
На крыльце юденрата стоял Изаксон со своими сотрудниками. Председатель юденрата всматривался в знакомые лица увозимых на смерть. Рушились его надежды сохранить жизнь всех узников гетто. Сколько пришлось вынести унижений и бессонных ночей! В сторонке, в окружении усиленной охраны, стояли "геттополицаи". Начальник СД, командовавший "парадом", махнул рукой, и их тоже загнали на грузовики. Немец-учетчик крикнул: "Есть четыре тысячи!" (Немцы - народ аккуратный. Все должно соответствовать дневной норме.) Акция закончена, и начальник СД приказал отпустить только что приведенных старушку с ребенком. Однако сверх нормы отправил на смерть Изаксона и его помощницу Мень, которую звали "ди гетто мамэ". Накануне им заявили в СД, что в гетто слишком много нетрудоспособных и поэтому юденрат должен составить списки на четыре тысячи ненужных и с помощью геттополиции собрать и отправить их следующим утром к воротам для экстрадиции. Изаксон отказался выполнить приказ и тем самым подписал себе смертный приговор.
В нашем доме тоже не досчитались многих. Мою родственницу с мужем и детьми отправили "налево". Убили отца и сестер Переца. Уцелели его мать с двумя младшими сестрами. Они вместе с другими нетрудоспособными спрятались в подвале.
Кабачек О.Л. «Топос и хронос бессознательного: новые открытия». Научно-популярное издание. Продолжение книги «Топос и хронос бессознательного: междисциплинарное исследование». Книга об искусстве и о бессознательном: одно изучается через другое. По-новому описана структура бессознательного и его феномены. Издание будет интересно психологам, психотерапевтам, психиатрам, филологам и всем, интересующимся проблемами бессознательного и художественной литературой. Автор – кандидат психологических наук, лауреат международных литературных конкурсов.
Внимание: данный сборник рецептов чуть более чем полностью насыщен оголтелым мужским шовинизмом, нетолерантностью и вредным чревоугодием.
Автор книги – врач-терапевт, родившийся в Баку и работавший в Азербайджане, Татарстане, Израиле и, наконец, в Штатах, где и трудится по сей день. Жизнь врача повседневно испытывала на прочность и требовала разрядки в виде путешествий, художественной фотографии, занятий живописью, охоты, рыбалки и пр., а все увиденное и пережитое складывалось в короткие рассказы и миниатюры о больницах, врачах и их пациентах, а также о разных городах и странах, о службе в израильской армии, о джазе, любви, кулинарии и вообще обо всем на свете.
Захватывающие, почти детективные сюжеты трех маленьких, но емких по содержанию романов до конца, до последней строчки держат читателя в напряжении. Эти романы по жанру исторические, но история, придавая повествованию некую достоверность, служит лишь фоном для искусно сплетенной интриги. Герои Лажесс — люди мужественные и обаятельные, и следить за развитием их характеров, противоречивых и не лишенных недостатков, не только любопытно, но и поучительно.
В романе автор изобразил начало нового века с его сплетением событий, смыслов, мировоззрений и с утверждением новых порядков, противных человеческой натуре. Всесильный и переменчивый океан становится частью судеб людей и олицетворяет беспощадную и в то же время живительную стихию, перед которой рассыпаются амбиции человечества, словно песчаные замки, – стихию, которая служит напоминанием о подлинной природе вещей и происхождении человека. Древние легенды непокорных племен оживают на страницах книги, и мы видим, куда ведет путь сопротивления, а куда – всеобщий страх. Вне зависимости от того, в какой стране находятся герои, каждый из них должен сделать свой собственный выбор в условиях, когда реальность искажена, а истина сокрыта, – но при этом везде они встречают людей сильных духом и готовых прийти на помощь в час нужды. Главный герой, врач и вечный искатель, дерзает побороть неизлечимую болезнь – во имя любви.
Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.