На виду у всех - [24]

Вечером началось выселение из дальнего анклава. Территория гетто сокращалась соответственно сократившемуся числу его жителей (опять немецкая расчетливость). Оттуда шли люди, нагруженные чемоданам и узлами, несли посуду, белье, одежду... Путник! Выезжая из города Барановичи по старой дороге в направлении автострады Минск - Брест, увидишь в котловине между двумя высокими железнодорожными насыпями памятник - скорбная пожилая женщина оплакивает убитых. Это здесь в марте 1942 года немцы и их пособники убили на виду у всех четыре тысячи узников гетто.

ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ РЕШЕНИЕ

Назначили нового председателя юденрата. Он, как и все последующие за ним, оказался серой личностью. Я даже не запомнил их фамилий.

Немцы заверяли, что больше расстрелов не будет. Необходимо лишь вести себя примерно, выполнять все предписания и старательно работать. Однако эти предписания становились все жестче. Евреи уже не имели права самостоятельно ходить к месту работы даже при наличии "аусвайса". В крайнем случае при отсутствии конвоя они могли передвигаться по городу в сопровождении нееврея, работающего на том же предприятии.

Оттепель. Евреи возвращаются с работы. В сгустившихся сумерках плотная людская масса месит грязь в узких переходах гетто. Теперь уже все равны: бывшие богатые и бывшие бедняки, бывшие коммунисты, бундовцы и бейтаристы. Сейчас они осознали, что судьба у всех одна и решается она где-то в кабинетах немецкого начальства. Вспоминается картинка из прошлогодней немецкой газеты, где богато одетая еврейская парочка не обращает внимания на умирающего соплеменника. У нас, в отличие от Варшавского гетто, где о массовых расстрелах, вероятно, и не слышали, первая акция всех уравняла.

Оптимисты нашего гетто считают, что больше расстрелов не будет. Ведь тысячи евреев работают на предприятиях города. Если нас не станет, рассуждают они, то жизнь в городе будет парализована. Неужели немцы будут поступать себе во вред?

Однако в гетто еще остались дети и старики, поэтому расстрел может повториться. Сразу же, когда земля оттаяла, начали строить всевозможные тайники, которые послужили бы убежищем в случае повторной акции. Окрестили эти хитроумные сооружения польским словом "схрон".

Был первый по-настоящему теплый весенний день. Воскресенье - нерабочий день - одновременно и еврейская пасха, Песах. Двор наш раскопан. Вокруг на веревках развешено белье, маскирующее наши земляные работы по сооружению схрона. Греюсь на солнышке. По телу разлита приятная истома, не хочется двигаться и о чем-либо думать. По ту сторону колючей проволоки вышагивает полицай. Видно, ему не терпится дождаться смены, и он часто поглядывает на часы. Спешит, наверно, домой к жене и счастливым сытым деткам. Что бы ни случилось, его деткам ничто не будет угрожать.

Остроумно соорудили схрон жители дома Переца. В дощатом сарае был большой бетонированный подвал. Вход в подвал засыпали строительным мусором и плотно утрамбовали. Впритык к подвалу построили клозет, а через него вход в подземный тоннель, ведущий к подвалу. Войти можно было в тоннель, опустившись в клозет, а оттуда - через боковое отверстие, закрываемое дощатым щитом. Увидеть вход в тоннель, прикрытый щитом, можно было лишь всунув голову в очко клозета. Но немцы и полицаи навряд ли додумаются до этого.

Убежища с двойными стенами в комнатах, сараях или чердаках, с подземными тоннелями, с входами даже через печки имелись уже во всех домах не только в нашем гетто (некоторые схроны, в которых имелся большой запас продуктов, подключенные к городскому водопроводу и электросети, гитлеровцам не удалось раскрыть до самого ухода; через многие годы появились в польских газетах сообщения о "пещерных" евреях, скрывавшихся там и после войны, не зная, что она давно окончилась).

Перец считал, что нужно вооружаться, быть готовым к новым акциям. Мне вспомнился рассказ Янкеля из нашего дома, работавшего истопником, что рядом с котельной имеется сарай, который немцы превратили в слесарную мастерскую. Там много навалено безучетного ломанного советского оружия. Уходя обедать, солдаты оставляют помещение открытым. Я договорился с Янкелем, что в обед приду к нему с большим портфелем. Надо брать стволы автоматов, магазины. Приклады приспособят в гетто. Отправляясь к Янкелю, я переодевался в приличную одежду без лат. Немцам и остальным шоферам Перец говорил, что иду покупать продукты для семьи. Вся добыча с большими предосторожностями переносилась в гетто. В чьи руки попадало оружие, кто занимался его ремонтом и сборкой, я не знал.

Однажды Перец нашел на пустыре запаянный оцинкованный ящик с винтовочными патронами. Но при их переправке в гетто чуть не случилась катастрофа. Переносили мы патроны небольшими партиями в корзинках. Поверх патронов укладывали купленные на базаре яйца, а на них - пучки редиски. К зелени, переносимой в гетто, гитлеровцы не придирались. Перец прошел через ворота, а меня полицай задержал, отобрал корзинку, вошел в будку, выбросил редиску и стал выкладывать яйца. Захотелось полицаю полакомиться яичницей, но вот-вот увидит патроны. Я стоял как вкопанный. Однако Перец не растерялся, оставил свою корзинку на той стороне за воротами, вернулся, вбежал в будку, всучил полицаю пачку па пирос и, не дав ему опомниться, выхватил корзинку и бросился в ворота гетто.