На Великой лётной тропе - [84]

— Кто зовет?

— Какая-то женщина.

— Спросите фамилию.

Конторщица ушла и вскоре вернулась.

— Гордеева.

— Иду.

Секретарь, бывший помощником управляющего на заводе Бутарском, оставил дела и вышел в приемную, где ждала его Ирина. Вид ее очень изменился с тех пор, как она впервые появилась в девьей казарме. Она теперь одевалась в черное шерстяное платье с глухим воротом и куталась в большую серую шаль.

Леонид Петрович взял Ирину за обе руки, тряхнул их и сказал:

— Здравствуйте! У вас там бунт?

— Где это? В Бутарском? Я давно живу здесь, с зимы.

— И ни разу не зашли ко мне? Я не вижу вас на улицах, на плотине. Где вы и почему скрываетесь?

— Я не скрываюсь, но у меня много работы, некогда выйти.

Секретарь оглядел Ирину.

— Вы утомлены, видно сразу.

— Очень, — призналась она.

— И зачем это? Почему? Что случилось?

— Голодают мои друзья, у них нет работы.

— Вы помогаете им? Кто эти друзья?

— Прохор, его дочь Настя. Но сами они отдают все другим.

— Вам нужна служба? Какая? В конторе?

— Нет, другое. Здесь можно говорить?

— Только потише.

Помощник и Ирина придвинулись друг к другу и заговорили еле слышно.

— Необходимо укрыть одного человека.

— Вы хотите у меня?

— Только не в заводе, он говорит, что лучше где-нибудь в сторожке, в смолокурне.

— Я могу послать его в любую сторожку. У нас есть и пустые, может жить один.

— И поближе к Бутарскому заводу.

— Не Прохор ли он?

— Прохор. Он второй день у меня, сегодня утром принесли весть, что его ищут.

— Жалко мужика, отличный рабочий и честняга. Подождите минуточку, я узнаю, где у нас пустующие сторожки. — Леонид Петрович вышел, погодя немного вернулся и сказал: — Есть. Одна совсем недалеко от Бутарского. И место дикое. Я могу дать провожатого.

— А без провожатого Прохор не найдет?

— Вряд ли. Это очень дикое место, и там фокус: нужно идти не прямой тропой, а еле заметной, которая делает цифру восемь. Я недавно охотился там. Разве мне проводить его?

— Увидят вас с Прохором, что вы скажете? Мои план лучше: вы покажете сторожку мне, а я провожу Прохора. Меня здесь мало знают.

— Великолепно! — Леонид Петрович охотно согласился с планом Ирины. — Вы, надеюсь, ездите верхом? — В той скальной части Урала было не много колесных дорог, и широко применялась езда в седле.

— Когда-то давно, на Изумрудном, ездила.

— Постарайтесь вспомнить!

Леонид Петрович взял на конном заводском дворе пару лошадей и пару седел. Ирина переоделась поудобней для верховой езды, и они выехали в горы. Неторопливо шли кони по вялым, еще не вполне просохшим тропам, местами скользили и вспахивали копытами размякшую глину. Вокруг шумел освеженный, по-весеннему ясный лес. Бежали то мутные, то хрустально чистые потоки. Лошади или брали их прыжком, или переходили бродом. В местах, где тропа расширялась, Леонид Петрович и Ирина ехали рядом.

Она давно не бывала в густом лесу, и ее опьяняли его покой, его грустный шум.

— Ирина Михайловна, почему мы молчим?

— Я не знаю, почему молчите вы, а я не хочу говорить. Однажды я просилась быть с человеком, который живет в лесу, среди гор, но он не взял меня с собой.

— И вы думаете об этом?

— Вспоминаю и думаю.

Тропа сузилась, лошади замялись: которой идти вперед? Ирина ударила свою по боку и оказалась впереди.

— Леонид Петрович, догоняйте! — крикнула она и помчалась извилистой тропой по краю горы.

— Ирина Михайловна, упадете! — предостерегал Леонид Петрович, но она только смеялась на его предостережения и погоняла лошадь.

Конь разгорячился и поскакал с безрассудной решимостью по узкому карнизу. Встречались ручьи, конь перемахивал их прыжками и поднимал Ирину, как на волне. На поворотах сила разбега могла сбросить ее в пропасть. Лапастые горные сосны целились сучьями в грудь, ветер растрепал Ирине волосы, а нависшие камни грозили задавить.

Леонид Петрович догонял и не мог догнать. Ирина скрылась из виду. Только через полчаса рискованной скачки он подъехал к ней. Ирина стояла рядом с конем и гладила ему шею. Конь тяжело, ускоренно дышал. Грудь Ирины также прерывисто подымалась и опускалась. Лицо обливал румянец и сияние радости.

— Леонид Петрович, куда ехать, здесь две тропы? — спросила она.

— Правой. — Он был сердит. — Я поеду впереди. Нельзя так безумствовать, все могло кончиться иначе. Это какая-то дикая, смертельная скачка!

— Но кончилось превосходно, не сердитесь, голубчик. — Ирина была так счастлива, возбуждена, так красиво разрумянилась, засияла, что Леонид Петрович быстро простил ей опасную выходку.

Ехали рядом. Рассыпавшиеся волосы закрывали ей плечи. Играя ими, Ирина говорила:

— Но все-таки я однажды скакала с ним на коне по горам… Нет, дважды.

— С кем вы скакали? — спросил Леонид Петрович.

— С ним. Вы его не знаете. Хотите, я расскажу, как мы скакали? Я это помню во всех мелочах.

Леонид Петрович приготовился слушать. Ирина откинула назад упавшие на лицо волосы.

— Я была очень, очень молода, мне не было и восемнадцати лет. Я тогда ни о чем не думала, была весела, счастлива, училась, летом бегала на Изумрудное собирать малину, грибы. Нас была шумная, веселая компания. Однажды мы собирали малину, я отбилась от подруг и пошла к далекому большому утесу. У нас там кругом были утесы. Взберешься — и так хорошо сидеть, глядеть, слушать, как струится жизнь. Ветер перебирает волосы, внизу колышутся леса, бегут речки, и думается о чем-то хорошем, приятном, а спросите — я не сумею сказать, о чем тогда думалось. Мне все хотелось прыгнуть с утеса и полететь. Я почти верила, что это возможно.