На Великой лётной тропе - [83]

В самое половодье, когда и верхом не всякий рисковал пускаться в дорогу, вдруг на Шумской к Ирине пришла Настя.

— Арина, Аринушка, началось, навалилось лихо, — сказала она со слезами, — сотню конных карателей поставили в наш завод. В деревнях лесорубов набирают. Как сойдет вода, начнут лес изводить. Сам-то, Прохор, дома только ночует, все дни в беготне. Один Еграшка на работе, меня без делов оставили. В те годы отец перевоз брал от завода, я на нем орудовала, а ныне контора отказала. Мужику из деревни отдали. И Еграшку, чай, скоро погонят. И не придумаешь, что надвигается. — Настя была бледна, суетлива, в ее всегда прежде спокойных глазах появилась такая тревога, будто уже не виделось никакого спасения. — Вечером на улицу не выйди. Каратели хватают девок за что ни попало и целуют прямо силком. Вчерась один за мной гнался от церкви до самого дома. Бежала я, ох, и бежала, как только сердечко не выпрыгнуло! Приходи к нам, Аринушка, отец про тебя спрашивал. Ну, прощай!

— Куда ты? Посиди! — начала Ирина удерживать Настю.

— Идти надо засветло, вечером потонуть боюсь, и каратели не схватили бы.

— Возьми это, — Ирина дала Насте немного денег.

Та приняла их без отказа.

18. ПЕРВЫЙ ПУНКТ ПРОГРАММЫ

— Идут! Идут! — кричала орава мальчишек и бежала вдоль заводской улицы. Из-под ног на закрученные до колен штаны и рваные рубашонки плескалась грязь. — Лесорубы идут!

Промчался этот крик по всем улочкам и закоулкам Бутарского поселка, ворвался на заводской двор, в цехи.

Рабочие оставили станки, печи, горны, молоты, вагонетки, подводы и двинулись на околицу.

По-весеннему одурело сияло солнце, сверкали последние, недотаявшие снега, шумели половодьем ручьи. Полосой черного чугуна лежала оголившаяся дорога. Во дворах и в небе не умолкал гомон весны, хлопот, радости.

Четыреста лесорубов, двести пильщиков подходили к Бутарскому заводу. Пламенели под солнцем отточенные топоры и пилы. Пять тысяч заводского люда вышло лесорубам навстречу, впереди всех Прохор. «Стойте!» — крикнул он.

Лесорубы остановились.

— Куда?

— В завод.

— Зачем?

— Лес рубить.

— Наш лес, мы вас не звали. Вертайтесь домой!

— Не дадим! Вертайтесь! Грабить помогаете? — завыла пятитысячная толпа.

Лесорубы не ожидали такой встречи и оробели. Старик артельщик дергал Прохора за рукав и убеждал:

— Вот те крест, свята икона, поверь ради всего: мы не знали, что здесь такое дело. Как быть нам?

— Идите назад домой!

— Нельзя. Мы по контракту, задатки взяли.

— Вам задатки, а нас без крова, без дров оставить хотите!

— Не злодеи мы, нет, нет! Как же это вышло? Вот неразбериха! Задатки мы израсходовали, вертать нечего, — бормотал растерянно артельщик.

А заводские шумели, напирали. Потом они шарахнулись в стороны, в топь и грязь. Визг, плач плеснулись к небу. На заводских налетела вся конная сотня карателей, заходили по заводским плетки без разбору, стар ли, млад ли.

— Разойдись! Стрелять буду! — Голос командира покрыл и шум, и крики.

Бабы побежали в страхе за детей. Струсили и лесорубы, сбились в плотную кучу, а каратели лошадьми и плетками расчищали дорогу, загоняли народ в дома, в дворы. Опустели дорога и улица, захлопнулись окна, задернулись ворота запорами.

— Чего стоите, пни?! — обругал лесорубов командир-каратель. — Пошли в завод!.

И шестьсот прошли главной улицей, за ними проехали сто пятьдесят телег, всех их проглотил обширный заводской двор.

Каратели пошли отводить лесорубам квартиры, но все дома были наглухо закрыты. Пришлось стучать прикладами карабинов в ворота и ставни, прыгать через заплоты, выдергивать запоры и хватать хозяев.

К вечеру лесорубы были размещены в избах, а большой заводской склад заполнен арестованными рабочими завода. Прохор и Настя убежали в Шумской завод, остался у них в доме один Еграшка.

Утром лесорубы вышли на площадь и потребовали управляющего.

— Принимайтесь, братцы, за работу! Не трусьте, у нас надежная охрана! — крикнул управляющий, выйдя из своей квартиры.

Вышел вперед старик артельщик и сказал:

— Нет уж, спасибо, мы домой.

— Домой? Как домой? — удивился управляющий.

— Спокойней будет. При таком положении какие уж заработки.

— При каком положении?

— Народ съесть готов нас.

— Мы им покажем!

— Всю ночь нас пилили все — и бабы, и мелюзга. Со стыда сгоришь. Пусти домой, задатки мы, бог даст, вернем.

— Нет, не затем я задатки давал. А контракт, с ним как быть?

— Рушим! — крикнула толпа лесорубов.

— В тюрьму, под суд всех сдам, в Сибирь загоню! — грозился управляющий.

— Да нету мочи нашей!

— Ерунда! Задатков я не возьму. Пришли — работай!

Помялся артельщик, покрутил головой.

— Робя, — обратился он к лесорубам, — придется работать.

— Придется, только квартировать в заводе не согласны.

— Ты уж дозволь нам землянок да шалашиков настроить.

— Строй, я не запрещаю, лишь бы работа шла.

— Мы в лесу соорудим их.

Понаделали лесорубы шалашей на лесных делянах и взялись за работу. Два дня работал завод половиной цехов, сидели многие мастеровые под арестом, но управляющий побоялся убытков и велел всех выпустить, приказал только разыскать Прохора и засадить его как главного зачинщика.

— Леонид Петрович, вас зовут, — сказала молоденькая конторщица, приоткрыв дверь секретарского кабинета на Шумском заводе.