Сергей Романов
В ЗОНЕ РИСКОВАННОГО
ЗЕМЛЕДЕЛИЯ
Очерк
Художник В. Горячев
«Да разве можно здесь потеряться? — подумал я и мысленно представил карту автомобильных дорог Карагандинской области. — В этой-то степи, с прямыми, словно ученические линейки, дорогами! Тут выводи машину на середину трассы, держи руль ровно и гони напрямую, не отклоняясь и не виляя в стороны. Только знай: если держишь путь на восток, то через час-другой выскочишь к горам Каркаралы с самой высокой в области вершиной. Если же ехать от Караганды на юг, то вскоре Сарыарка — по-русски Казахский мелкосопочник — превратится в глинистую пустыню без каких-либо ориентиров, и путнику придется скучать почти до самого Балхаша. А от озера прямая дорога в западном направлении выведет точнехонько к Байконуру — известному на весь мир «космическому» поселку. Так что заблудиться в этой степи с ее прямыми дорогами, мне казалось, было просто невозможно. И пока я так «сам с собой вел беседу», снежные хлопья, липкие и тяжелые, стали величиной с грецкий орех. Шлепали по крыше, налипали на лобовое стекло нашей машины. И было видно, как с каждым новым движением все больше и больше нервничают «дворники», рывками разбрасывая налипший на окно снег.
Впрочем, краем глаза я видел, что ни директор Карагандинской государственной сельскохозяйственной опытной станции (СХОС) Александр Федорович Христенко, к которому я решил наведаться в гости вот уже второй раз, ни водитель машины никаких страхов по поводу усилившегося снегопада тоже не испытывают. Спидометр ясно показывал, что от Караганды на север мы отъехали уже на сорок километров. Значит, до Центрального, где расположилась СХОС, оставалось не больше двадцати. А что с дороги можно сбиться в такую погоду, водитель, как мне показалось, просто пошутил. Видимо, решив или слегка попугать гостя, или рассказать о коварствах степи и особенностях казахстанского климата. Впрочем, тут я бы сделал уточнение — об особенностях карагандинского климата. Потому как если уж разговор зашел о природных контрастах Казахстана в целом, то они совершенно не одинаковы в разных зонах. Когда у подножия южных гор зацветают вишни и урюк, у северных ворот республики бушуют снежные метели.
— Зря не веришь водителю, — оглядывается с переднего сиденья Христенко, — потеряться в этой степи — как дважды два. А замерзнуть и того проще. Зима у нас суровая.
Но мне от его слов нисколько холоднее не стало. Напротив, вытер платком капельки пота со лба и расстегнул полушубок. Сытый, как говорится, голодному не верит. Директор словно понял мои мысли.
— Я ведь тоже по молодости не принимал степь всерьез. И ветер и мороз — все трын-трава. Так считал до тех пор, пока сам не попал в переплет…
Он замолчал, будто напрашиваясь, чтобы его попросили рассказать. И я не заставил себя долго ждать.
— Было это в первый год освоения целины. Мы приехали, правда, вторым эшелоном — к шапочному разбору: лучшие земли около речушек были уже заняты…
Тогда, в 1955 году, с первым снегом к ним в совхоз пришла и первая беда. В санитарную палатку привезли двух обмороженных механизаторов. Парней удалось спасти. Но нужно было спасать еще и трактор, который они оставили в поле. Он, Христенко, со своим земляком-киевлянином Владимиром Данилиным сами напросились пригнать машину с поля в мехмастерские. Не дело, мол, бросать технику на произвол судьбы. Взяли гаечные ключи, веревку и скрылись в снежной степи.
Трактор они нашли. Радовались, что не дали пропасть технике, что все у них получилось так просто и быстро. Но притаившаяся на время степь еще, видно, не до конца отомстила первоцелинникам за нарушенный покой. Вдруг ни с того ни с сего повалил снег, задул ветерок. А еще через пару часов разыгралась настоящая буря. Они не унывали — ничего, переждем! А снежная круговерть не унималась. Ночью начали замерзать. Пришлось жечь драгоценную солярку. Чтобы не угореть от дыма в кабине, выбили боковые стекла. Снег хлестал в лицо, а огонь почти не согревал, а потом и вовсе погас — топливо кончилось. Было до ужаса страшно. И холодно. И тогда они решили выбираться сами. Оставили трактор и пошли, увязая по пояс в сугробах, падая раз за разом. Сутки, вторые шли почти не отдыхая. На третьи выбились из сил, но, поддерживая друг друга, продолжали идти вперед. Вокруг — ни одного ориентира. Всюду буря и снег. На пятые сутки метель утихла, и они выползли к Нуре. Там их подобрали, обмороженных, изголодавшихся.
— Нам было тогда по двадцать, — закончил Христенко и добавил: — Вот такая она, степь…
— Зато летом тут у вас, как в Сочи, — постарался пошутить я, вспомнив прошлую поездку.
— Да будь оно неладно, это лето, — с горечью ответил директор и отвернулся, засунув руки в карманы расстегнутого пальто 58-го размера. И я заметил, как из-за отогнувшихся лацканов пальто на пиджаке запестрела трехрядная орденская планка. — Сочи — это Сочи. Мы туда теперь каждый год отдыхать с женой ездим. Перегрелся на солнце — бултых в море. Освежился — опять загорай. От нас же до моря десятки сотен километров. Вот поэтому из-за удаленности большой воды наше лето, как правило, засушливое. Ветер горячий — с пустынь Средней Азии…
