На скосе века - [16]

Не терпел он светской лени,

Притеснял он интендантов,

Но по части общих мнений

Не имел совсем талантов.

И не знал он всяких всячин

О бесправье и о праве.

Был он тем, кем был назначен, —

Был столпом самодержавья.

Жил, как предки жили прежде,

И гордился тем по праву.

Бил мадьяр при Будапеште,

Бил поляков под Варшавой.

И с французами рубился

В севастопольском угаре…

Знать, по праву он гордился

Верной службой государю.

Шёл дождями и ветрами,

Был везде, где было нужно…

Шёл он годы… И с годами

Постарел на царской службе.

А когда эмира с ханом

Воевать пошла Россия,

Был он просто стариканом,

Малый рост, усы большие.

Но однажды — бывшим в силе

Старым другом был он встречен.

Вместе некогда дружили,

Пили водку перед сечей…

Вместе все.

Но только скоро

Князь отозван был в Россию,

И пошёл, по слухам, в гору,

В люди вышел он большие.

И подумал князь, что нужно

Старику пожить в покое,

И решил по старой дружбе

Все дела его устроить.

Генерала пригласили

В Петербург от марша армий.

Генералу предложили

Службу в корпусе жандармов.

— Хватит вас трепали войны,

Будет с вас судьбы солдатской,

Всё же здесь куда спокойней,

Чем под солнцем азиатским.

И ответил строгий старец,

Не выказывая радость:

— Мне доверье государя —

Величайшая награда.

А служить — пусть служба длится

Старой должностью моею…

Я могу ещё рубиться,

Ну а это — не умею.

И пошёл паркетом чистым

В азиатские Сахары…

И прослыл бы нигилистом,

Да уж слишком был он старый.

1950

«Нелепые ваши затеи…»

Нелепые ваши затеи

И громкие ваши слова…

Нужны мне такие идеи,

Которыми всходит трава.

Которые воздух колышут,

Которые зелень дают.

Которым всё хочется выше,

Но знают и меру свою.

Они притаились зимою,

Чтоб к ним не добрался мороз.

Чтоб, только запахнет весною,

Их стебель сквозь почву пророс.

Чтоб снова наутро беспечно,

Вступив по наследству в права,

На солнце,

   как юная вечность,

Опять зеленела трава.

Так нежно и так настояще,

Что — пусть хоть бушует беда —

Ты б видел, что всё — преходяще,

А зелень и жизнь — никогда.

1950

«Небо за плёнкой серой…»

Небо за плёнкой серой.

В травах воды без меры:

Идёшь травяной дорожкой,

А сапоги мокры…

Всё это значит осень.

Жить бы хотелось очень.

Жить бы, вздохнуть немножко,

Издать петушиный крик.

Дует в лицо мне ветер.

Грудью бы горе встретить

Или его уничтожить.

Или же — под откос.

Ветер остался ветром,

Он затерялся в ветлах,

Он только холод умножил,

Тревогу-тщету принёс.

Но всё проходит на свете,

И я буду вольным, как ветер,

И больше не буду прикован

К скучной точке одной.

Тогда мне, наверно, осень

Опять понравится очень:

«Муза далёких странствий»,

Листьев полёт шальной.

1950

Возвращение

Всё это было, было, было…

А. Блок

Всё это было, было, было:

И этот пар, и эта степь,

И эти взрывы снежной пыли,

И этот иней на кусте.

И эти сани — нет, кибитка, —

И этот волчий след в леске…

И даже… Даже эта пытка:

Гадать, чем встретят вдалеке.

И эта радость молодая,

Что всё растёт… Сама собой…

И лишь фамилия другая

Тогда была. И век другой.

Их было много: всем известных

И не оставивших следа.

И на века безмерно честных,

И честных только лишь тогда.

И вспоминавших время это

Потом, в чинах, на склоне лет:

Снег… кони… юность… море света.

И в сердце угрызений нет.

Отбывших ссылку за пустое

И за серьёзные дела,

Но полных светлой чистотою,

Которую давила мгла.

Кому во мраке преисподней

Свободный ум был светлый дан,

Подчас светлее и свободней,

Чем у людей свободных стран.

Их много мчалось этим следом

На волю… (Где есть воля им?)

И я сегодня тоже еду

Путём знакомым и былым.

Путём знакомым — знаю, знаю —

Всё узнаю, хоть всё не так,

Хоть нынче станция сквозная,

Где раньше выход был на тракт,

Хотя дымят кругом заводы,

Хотя в огнях ночная мгла,

Хоть вихрем света и свободы

Здесь революция прошла.

Но после войн и революций.

Под всё разъевшей темнотой

Мне так же некуда вернуться

С душой открытой и живой.

И мне навек безмерно близки

Равнины, что, как плат, белы, —

Всей мглой истории российской,

Всем блеском искр средь этой мглы.

1950

«Сочась сквозь тучи, льётся дождь осенний…»

Сочась сквозь тучи, льётся дождь осенний.

Мне надо встать, чтобы дожить свой век,

И рвать туман тяжёлых настроений,

И прорываться к чистой синеве.

Я жить хочу. Движенья и отваги.

Смой, частый дождь, весь сор с души моей,

Пусть, как дорога, стелется бумага —

Далёкий путь к сердцам моих друзей.

Жить! Слышать рельсов радостные стоны,

Стоять в проходе час, не проходя…

Молчать и думать…

   И в окне вагона

Пить привкус гари

   в капельках дождя.

1950

На побывке

Уж заводы ощущаются

В листве.

Электричка приближается

К Москве.

Эх, рязанская дороженька,

Вокзал.

Я бы всё, коль было б можно,

Рассказал.

Эх, Столыпин ты Столыпин, —

Из окон

Ясно виден твой столыпинский

Вагон.

Он стоит спокойно в парке,

Тихо ждёт,

Что людей конвой с овчаркой

Подведёт.

На купе разбит он чётко.

Тешит взор…

И отбит от них решёткой

Коридор.

В коридоре ходит парень

Боевой,

Вологодский, бессеребреный

Конвой.

…Эх, рязанская дороженька,

Легка,

Знать, тебе твоя острожная

Тоска.

1951

«Песня дальняя слышна…»

Песня дальняя слышна,

Птицы шепчутся в кустах.

Здесь покой и тишина.

Значит, здесь я лишь в гостях.

Зелень, зелень свыше мер,

Мудрость бледного листа…

От неверий и от вер

Я до крайности устал.

Оттого что всё в крови

Сердце жёсткое моё.

От отсутствия любви