На скосе века - [15]

И в ключ замка свою вложило честь.

Как вы теперь? А я всё ниже, ниже.

Смотрю вокруг как истинный дурак.

Смотрю вокруг — и ничего не вижу!

Иль, не хотя сознаться, вижу мрак.

Я не хочу делиться с вами ночью.

Я день любил, люблю делиться им.

Пусть тонкий свет вина ласкает очи,

Пусть даль светла вам видится за ним…

Бог помочь вам.

   А здесь, у ночи в зеве,

Накрытый стол, и всё ж со мною вы…

Двенадцать бьёт!

   В Москве всего лишь девять.

Как я давно уж не видал Москвы.

Довольно!

   Встать!

   Здесь тосковать не нужно!

Мы пьём за жизнь!

   За то, чтоб жить и жить!

И пьём за дружбу!

   Хоть бы только дружбу

Во всех несчастьях жизни сохранить.

1949

К моему двадцатипятилетию

Я жил. И всё не раз тонуло

И возникало вновь в душе.

И вот мне двадцать пять минуло,

И юность кончилась уже.

Мне неудач теперь, как прежде,

Не встретить с лёгкой головой,

Не жить весёлою надеждой,

Как будто вечность предо мной.

То есть, что есть. А страсть и пылкость

Сойдут, как полая вода…

Стихи в уме, нелепость ссылки

И неприкаянность всегда.

И пред непобеждённым бытом

Один, отставший от друзей,

Стою, невзгодам всем открытый,

Прикован к юности своей.

И чтоб прижиться хоть немного,

Покуда спит моя заря,

Мне надо вновь идти в дорогу.

Сначала. Будто жил я зря.

Я не достиг любви и славы,

Но пусть не лгут, что зря бродил.

Я по пути стихи оставил,

Найдут — увидят, как я жил.

Найдут, прочтут — тогда узнают,

Как в этот век, где сталь и мгла,

В груди жила душа живая,

Искала, мучилась и жгла.

И если я без славы сгину,

А все стихи в тюрьме сожгут, —

Слова переживут кончину,

Две-три строки переживут.

И в них, доставив эстафету,

Уж не пугаясь ничего,

Приду к грядущему поэту —

Истоком стану для него.

1950

«Стопка книг… Свет от лампы… Чисто…»

Стопка книг… Свет от лампы… Чисто…

Вот сегодняшний мой уют.

Я могу от осеннего свиста

Ненадолго укрыться тут.

Только свист напирает в окна.

Я сижу. Я чего-то жду…

Всё равно я не раз промокну

И застыну на холоду.

В этом свисте не ветер странствий

И не поиски тёплых стран,

В нём холодная жуть пространства,

Где со всех сторон — океан.

И впервые боюсь я свиста,

И впервые я сжался тут.

Стопка книг… Свет от лампы… Чисто…

Притаившийся мой уют.

1950

В трудную минуту

Хотеть. Спешить. Мечтать о том ночами!

И лишь ползти… И не видать ни зги…

Я, как песком, засыпан мелочами…

Но я ещё прорвусь сквозь те пески!

Раздвину их… Вдохну холодный воздух…

И станет мне совсем легко идти —

И замечать по неизменным звёздам,

Что я не сбился и в песках с пути.

1950

«Всё это чушь: в себе сомненье…»

Всё это чушь: в себе сомненье,

Безволье жить, — всё ссылка, бред…

Он пеленой оцепененья

Мне заслонил и жизнь, и свет.

Но пелена прорвётся с треском.

Иль тихо стает, как слеза.

В своей естественности резкой

Ударит свет в мои глаза.

И вновь прорвутся на свободу

И верность собственной звезде,

И чувство света и природы

В её бесстрашной полноте.

1950

«Поэзия не страсть, а власть…»

Поэзия не страсть, а власть.

И потерявший чувство власти

Бесплодно мучается страстью,

Не претворяя эту страсть.

Меня стремятся в землю вжать.

Я изнемог. Гнетёт усталость.

Власть волновать, казнить, прощать —

Неужто ты со мной рассталась?

1949

Лёгкость (За книгой Пушкина)

Всё это так:

   неправда,

      зло,

         забвенье…

Конец его друзей (его конец).

И столько есть безрадостных сердец,

А мы живём всего одно мгновенье.

Он каждый раз об это разбивался:

Взрывался… бунтовал… И — понимал.

И был он лёгким.

   Будто лишь касался,

Как будто всё не открывал, —

   а знал.

А что он знал?

   Что снег блестит в оконце.

Что вьюга воет. Дева сладко спит.

Что в пасмурные дни есть тоже солнце —

Оно за тучей

   греет и горит.

Что есть тоска,

   но есть простор для страсти,

Стихи

   и уцелевшие друзья,

Что не теперь, так после будет счастье,

Хоть нам с тобой надеяться нельзя.

Да! Жизнь — мгновенье,

   и она же — вечность.

Она уйдёт в века, а ты — умрёшь,

И надо сразу жить —

   и в бесконечном,

И просто в том,

   в чём ты сейчас живёшь.

Он пил вино и видел свет далёкий.

В глазах туман, а даль ясна… ясна…

Легко-легко… Та пушкинская лёгкость,

В которой тяжесть

   преодолена.

1949

«Не верь, что ты поэта шире…»

Не верь, что ты поэта шире

И более, чем он, в строю.

Хоть ты решаешь судьбы мира,

А он всего только свою.

Тебе б — в огонь. Ему — уснуть бы,

Чтоб разойтись на миг с огнём.

Затем, что слишком эти судьбы

Каким-то чёртом сбиты в нём.

И то, что для тебя как небо,

Что над тобой, — то у него

Касается воды и хлеба

И есть простое естество.

1949

«Хотя б прислал письмо ошибкой…»

Хотя б прислал письмо ошибкой

Из дальней дали кто-нибудь.

Хотя бы женщина улыбкой

Меня сумела обмануть, —

Чтоб снова в смуглом, стройном теле

Я видел солнца свет и власть,

Чтоб в мысль высокую оделась

Моя безвыходная страсть.

1949

Генерал

Малый рост, усы большие,

Волос белый и нечастый,

Генерал любил Россию,

Как предписано начальством.

А ещё любил дорогу:

Тройки пляс в глуши просторов.

А ещё любил немного

Соль солдатских разговоров.

Шутки тех, кто ляжет утром

Здесь в Крыму иль на Кавказе.

Устоявшуюся мудрость

В незатейливом рассказе.

Он ведь вырос с ними вместе.

Вместе бегал по баштанам…

Дворянин мелкопоместный,

Сын

   в отставке капитана.

У отца протекций много,

Только рано умер — жалко.

Генерал пробил дорогу

Только саблей да смекалкой.