На скосе века - [14]

Я думал, что век мой уж прожит,

Что беды лишили огня…

И рад я, что ветер тревожит,

Что тучами давит меня.

Шаги хоть по грязи, но быстры.

Приятно идти и дышать…

Иду. На свободу. На выстрел.

На всё, что дерзнёт помешать.

1949

Чумаки

Деревня под названьем Чумаки.

Вокруг лежит Сибирская Россия.

Какие с Украины мужики,

Ища земли, зашли в края такие?

Они прошли тяжёлый долгий путь.

Им ноги жёг сухой песок и камень.

И, чтобы вышутить свою судьбу,

Они село назвали Чумаками.

Стояло солнце очень высоко.

Почти не грея… Только степь горела.

А все дороги вольных чумаков

Лежали там, где это солнце грело.

Где не осталось больше ничего.

Лишь только боль.

Лишь только соль, пожалуй.

А тут земля лежала без всего,

На сотни вёрст вокруг земля лежала.

Лежит земля — и вовсе нет людей.

Лишь только коршун замер в смертном круге.

Паши и сей! и заводи коней! —

Непрочной хатой заслонясь от вьюги.

1949

«Идут, мычат коровы томно…»

Идут, мычат коровы томно,

А сбоку, высунув язык

И словно силясь что-то вспомнить,

Стоит кастрированный бык.

Так я, забыв про жажду славы,

Что раньше жгла огнём мой дух,

Смотрю на камни, лес и травы,

На зеленя —

на всё вокруг.

1949

Петух

Красноголовый. Белый.

Как ему хорошо.

Его, конечно, зарежут,

Но срок ещё не пришёл.

И он стоит и гордится.

И что ему до того,

Что на свете бывают птицы,

Чья участь приятней его.

Он так не умеет думать.

Он водит цыплят и кур.

Он деятельный и умный.

Ему — фавор и амур.

1948

Из ссылки. Другу

Пришёл бы сейчас ты и руку пожал.

Но всё это глупость, мечта.

Как будто я сам из себя убежал —

Такая во мне пустота.

Болит целый день у меня голова,

А день равнодушно стоит.

И чьи-то чужие твержу я слова,

И мысли во мне — не мои…

Как будто я спутал вражду и любовь,

Добро и всесилие зла…

И мутная чья-то, ленивая кровь

По жилам моим потекла…

Привык я, что кровь, горяча и легка,

Кружится по жилам моим.

А к мыслям привык — как вода родника —

Прозрачным и чистым таким.

Я болен, а ты от меня убежал

И спрятал куда-то глаза.

Пришёл бы сейчас ты и руку пожал,

О правде бы мне рассказал.

Я болен… Но ты всё равно не придёшь.

И может, под тяжестью дней

И сам ты без правды, но как-то живёшь,

И думать боишься о ней.

…Я буду работать, как черти в аду,

Зубами от злости скрипя.

Я буду работать. Я правду найду —

Себе возвращу я себя.

1950

Транссибирский экспресс

Поля пролетают, проносится лес,

Идёт на Москву транссибирский экспресс.

Быстрее сибирского плотного ветра,

Всего от меня сорок пять километров.

И может, в нём едет угрюмый майор,

Который подвёл меня под приговор,

Который открыл во мне залежи зла,

Которых юстиция вскрыть не смогла.

Вскрывала, вскрывала, не вскрыла — тогда,

Чтоб всё было тихо — заслала сюда —

Откуда до этого поезда-ветра

Ползти на быках: сорок пять километров.

А может, в нём едет московский поэт,

Которому век вдохновения нет.

Он ездил халтурить, и деньги в кармане,

И нынче как бог он сидит в ресторане

И слушает речи за водкой и чаем,

И, слушая речи, он жизнь изучает, —

Что скажет один и что скажет второй.

Ему положительный нужен герой.

А рядом директор сидит леспромхоза,

Пропахший поэзией будничной прозы,

Сознанием силы — своей и людей,

И ясным понятьем величья идей.

Здесь пилам не петь, топорам здесь — не крякать,

И он совершенно не прочь покалякать.

О разных вопросах, о бабах, — о том,

Откуда мы шли и куда мы придём.

Директор завода, где тыщи рабочих,

С начальником главка сидит, озабочен.

И хочет за рюмкою вымолить он

Две тысячи тонн вместо тысячи тонн.

А Главка начальник прилежно внимает,

Но хитрость лица говорит: понимаю.

Директор смеётся, начальник смеётся,

Теньтенькают рюмки, и поезд несётся.

Геолог, который спешит с Колымы,

Доволен, что август, а нету зимы.

Искрой голубой до Москвы донесутся

Вагоны, — и все по делам разойдутся,

И только почерпнувший жизни поэт

У Кудринки в клубе закажет обед.

Расспросит, кто нынче особо в ходу

И темы какие особо идут.

Пройдёт полчаса или час, и во всём он

Себя по привычке почувствует: дома,

Слегка в оппозиции, а вообще

Вполне безразличным к теченью вещей.

И будет… А в общем-то, дела мне нету.

До всяких исканий такого поэта.

Но поезд несётся, и завидно мне,

О поезде зная, сидеть в стороне.

Да, завидно мне… Я рождён не калекой.

Я сын середины двадцатого века,

Привыкший к тому, что и скуку, и горесть

Всегда побеждает огромная скорость.

1950

«Если ты вдруг откроешь…»

Если ты вдруг откроешь,

   что поэзия вся — химеры,

Сочтёшь размышления — бредом,

   и лишним — призванье своё,

Пусть всё говорит об этом, —

   но ты не давай тому веры.

Это —

   «эпоха реакции»,

      а не прозренье твоё.

1950

«Не изойти любовью, а любить…»

Не изойти любовью, а любить.

Не наслаждаться жизнью — просто жить.

Я не люблю безмерные слова,

Все выдумки не стоят естества.

Любить нельзя сильнее, чем любить.

А больше жизни — и не может быть.

А смысл безмерных слов, пожалуй, в том,

Чтоб скрыть бессилье в чём-нибудь простом.

1950

Друзьям («Уже прошло два года…»)

Бог помочь вам, друзья мои.

А. Пушкин

Уже прошло два года,

   два бесцельных

С тех пор, когда

   за юность в первый раз

Я Новый год встречал от вас отдельно,

Хоть был всего квартала три от вас.

Что для меня случайных три квартала!

К тому ж метро, к тому ж троллейбус есть.

Но между нами государство встало