На сибирских ветрах. Всегда тринадцать - [9]

Кубасов (он пришел чуть позднее Бурмина, сел у него за спиной) сказал, наклонясь вперед:

— Глядите-ка, молодцом шагает Кирилл Прокопьевич. Нынче утром звонил мне, на ноги жаловался. Все же я уговорил прийти: можно ли обойтись без первого председателя горисполкома?

Пионеры выбежали с букетами цветов. К концу июня уже отцветают жарки́ — самые прекрасные, словно пронизанные жгучим солнцем цветы Прибайкалья. Однако и те букеты, что пионеры преподнесли ветеранам, были пышны, любовно подобраны.

И теперь, когда, покинув стадион, ветераны поднялись в центральную ложу, дальнейший ход представления перешел в руки конферансье.

Это был многоопытный конферансье: никогда и ни при каких обстоятельствах он не терялся и считал себя способным обворожить любого зрителя. Однако на этот раз даже он, матерый конферансье, отдавал себе отчет, что программа желает лучшего и не так-то просто будет ее «продать». Уж слишком разительное расхождение с обещанным в афишах.

— Добрый вечер, друзья! — начал конферансье на интимно-вкрадчивой ноте. — Я не ошибаюсь, говоря — добрый вечер. Солнце светит еще вовсю, но программа, которую доверено мне вести, — настолько обширна, настолько богата талантами, что мы едва успеем управиться к ночи. Надеюсь, это не пугает вас? Признаться, и я не из пугливых!

И тут же, позволив себе добродушный смешок, объявил исполнительницу русских народных песен. Она появилась в парчовом сарафане, с кокошником на голове, за ней два баяниста — оба в атласных рубахах...

Вслед за певицей последовал пластический этюд. Затем жонглер с мячами и булавами. Затем чечеточники в широкополых сомбреро.

На краткий миг покинув помост, конферансье успокоил режиссера-постановщика:

— Выше голову! Слышите аплодисменты? Разумеется, до оваций далеко, но все же аплодируют. У меня рука легкая!

Продолжая концерт, сменялись номера, и внешне все могло показаться слаженным, не вызывающим каких-либо возражений.

— Каковы впечатления, Денис Петрович? — снова наклонился вперед Кубасов.

— Да как сказать! Никакого представления не вижу. Заурядный сборный концерт. Мало ли за год к нам приезжает подобных эстрадных бригад!

— Слыхал, неувязка у них получилась. Из тех артистов, что в афише проставлены, далеко не все смогли приехать.

Настроение Бурмина оставалось дурным. Все еще виделась ему полузамерзшая стройка в Челкашах, слышались нарекания рабочих. Да и дорожный разговор с Усачевым запомнился.

— Только ли в артистах дело? — поморщился Бурмин. — Признаться, другого понять не могу. Можно ли, нужно ли с этой чечеткой, этими мячиками и прочим сочетать пролог, проникнутый большой гражданской темой? Лично мне бестактное в этом видится. Пожалуй, даже больше — спекулятивность!

Они переговаривались вполголоса — секретарь горкома партии и председатель горисполкома. А на помосте своим чередом шел концерт.

На этот раз конферансье объявил артиста, имя которого было известно не только по эстраде, но и по участию во многих фильмах. Громогласно напомнив об этом, конферансье широким жестом пригласил артиста:

— Добро пожаловать! Новинчане вас с нетерпением ждут.

Артист, однако, оплошал. В последний момент он заколебался — стоит ли выступать с серьезным репертуаром? Город молодой, на месте недавней тайги поднялся. Надо думать, и зритель неискушенный. Лучше исполнить что-нибудь попроще, подоходчивей. Артист ограничился пустышкой, безделкой — и поплатился за это: проводили жалкими одиночными хлопками.

— Скучать начинает народ, — определил Кубасов.

Тут же, оглядевшись по сторонам, встретился со строгим, укоризненным взглядом Ишимова. И невольно поежился. Строго, укоризненно смотрел старик.

Завершая концерт, конферансье объявил номер, с которым, по правде сказать, знаком не был. Но это не помешало ему провозгласить:

— Рад представить вам молодежный, многообещающий вокально-инструментальный ансамбль «Четыре Р». Предвижу вопрос — почему Р, и почему четыре? Охотно отвечу. Перед вами Роман, Роберт, Родион и еще раз Роман. Вот этот — черненький, кучерявенький. Рома, не заглядывайся на девушек!

Ансамбль приступил к выступлению, и тут-то оправдались наихудшие предчувствия режиссера-постановщика. Впопыхах, в последний момент включенный московскими администраторами в программу поездки, ансамбль сразу и безнадежно пошел ко дну: голоса звучали крикливо и истошно, вульгарным было пританцовывание, а музыкальное сопровождение своими диссонансами резало слух.

Это был провал. С трибун раздались свистки. Торопливо проговорив: «До новых встреч!» — конферансье скрылся вместе с горе-артистами. И только теперь застонал:

— О чем они думают — наши боссы?! Со стыда тут сгоришь, а им хоть бы что!

Вот ведь как. Даже многоопытный конферансье утратил обычный апломб.

Нелестный разговор о концерте шел и в центральной ложе.

— Я бы этих молодчиков не на Р — на другую букву определил бы! — сердито сказал Ожогин.

— Вполне с вами согласен, Виктор Николаевич! — воскликнул Петровых. И обернулся к Бурмину: — Хвалиться не собираюсь, Денис Петрович, но это же факт: наша заводская художественная самодеятельность неизмеримо выше этих горе-артистов! Недаром на областных смотрах первые места берем.