На сибирских ветрах. Всегда тринадцать - [25]

— Мать родная! — только и успел выговорить водитель.

В тот же миг грохнуло и полило — даже не полило, а с размаху ударило потоком ливня. Казалось, он одновременно и низвергался сверху и вздымался снизу, и такая была в нем плотность, что начисто скрылась из виду большая земля. Уже не волны, а огромные валы ударяли в пароходик и баржу. И теперь — точно непогода еще не исчерпала всех своих возможностей — ко всему в придачу крупными хлопьями повалил снег.

Отворачивая лицо от ветра, Нестеренко заметил, как ерзают по настилу баржи колеса полуторки — точно собираются, сбив борт, взять разгон за тучей. Поняв, чем это грозит, кинулся к машине, подставил под кузов плечо. В то же мгновение резким свистом полоснуло воздух: оборвался, лопнул страхующий трос. Теперь казалось, ничто не могло удержать полуторку.

— Держи, ребята! — отчаянно закричал водитель.

Кинувшись на подмогу, подставил плечо и Корольков. Втроем, в три плеча — Нестеренко, Корольков, водитель — противоборствовали они стихии. В клочья рвало плащи, гимнастерки, рубахи. Вода заливала рот. Белые хлопья слепляли веки.

— Держи!..

Вряд ли удалось бы справиться, но тут и остальной народ, находившийся на барже, присоединил усилия. Даже женщины, до этого пугливо прятавшие лица в подолы.

Василий различил лицо Павла: до крови прикушенная губа, желвак, багрово вспухший на скуле.

— Еще чуток! Еще чуток, ребята!

И вдруг — будто бы ослабев в единоборстве с людьми — гибельная туча отошла, уползла за прибрежные горы. Только вода в проливе продолжала шипяще вздыматься и опадать. Снежные полотнища закрывали приближающийся берег.

— Спасибо, люди! — в пояс поклонился водитель. — Спасли мне машину. Она еще вполовину не оправдала гарантийный пробег!

Когда же причалили, обратился к Нестеренко и Королькову:

— А вам куда, ребята? Ежели в Новинск — будьте ласковы. Со всей охотой прихвачу!

— Мне-то в Новинск, — отозвался Павел. — А вот моему товарищу...

Бывают же такие неожиданности. Еще утром, еще полчаса назад Василий не сомневался, что лежит его обратный путь на Украину, под Умань. А сейчас вдруг заколебался. Вдруг почувствовал, какой дорогой сделалась ему эта суровая земля — с нещадным ветром, с круговертью непогоды. И с этими людьми. Давно ли пережили смертельную опасность, а уже как ни в чем не бывало зубоскалят, просушиваются, готовятся продолжить путь.

Что-то жгучее и острое вдруг охватило Нестеренко, и он проговорил смущенно:

— Вообще-то, по совести сказать, в Новинск не собирался. Но уж раз такое дело... Ладно, Паша, поеду с тобой!

С этого и началась новинская жизнь Королькова и Нестеренко. И хотя в дальнейшем оказались они на разных участках, дружбу сохранили крепко — и армейскую, и проверенную на Байкале.

6

С воскресенья на понедельник Королькову предстояло работать в ночь. Ночная смена — не сахар: голова тяжелеет быстрее, сонливость подстерегает. Обычно Корольков отдыхал перед сменой, а тут помешала поездка за город.

Трамвайной езды до комбината было четверть часа, и примерно столько же шагать по территории: операторская находилась на отдаленном участке. Часто, встретившись у проходной со своим помощником Костей Ярчуком, Корольков остаток пути проходил с ним вместе, за разговором короче казалась дорога. На этот раз Ярчук на пути не попался, и Корольков, шагая в одиночку, невольно перенесся мыслями к тому времени, когда впервые приехал в Новинск.

Вообще-то штормовая заваруха, в какую вместе с Нестеренко попал он на обратном пути с Ольхона, пошла на пользу. Водитель, благодарный за спасение машины, не только довез до Новинска, но и приютил на первых порах.

Общежитие шоферов помещалось в бараке рядом с гаражом, не умолкавшим круглые сутки. То и дело вваливались усталые шоферы, рев заводимых моторов сотрясал барак, да еще врывался голос диспетчера, усиленный динамиком... На двоих нашлась лишь одна койка, да и та без тюфяка. «Ничего, ребятки! Вы валетиком, валетиком! — повторял водитель. — Вам сейчас что главное? Оглядеться, перспективу нащупать!»

Огляделись. Нащупали. Корольков определился на курсы при комбинате. Подыскал себе учебу и Нестеренко: пошел учиться на машиниста экскаватора. «Вот это по мне! — радовался он. — И учеба не слишком долгая, и опять же — стипендия, общежитие!»

Новинск в ту пору был уже многолюдным городом, с красиво отстроенными улицами и кварталами, со всеми видами городского благоустройства. Иногда, в свободное время, Корольков и Нестеренко добирались до самой крайней черты Новинска, и каждый раз удивлялись: «Гляди-ка, опять вперед ушла улица, опять потеснила тайгу. А этот котлован когда отрыть успели? На прошлой неделе еще не было!»

Друзья присматривались к Новинску, и он — молодой город — так же внимательно приглядывался к ним. В те годы слово «наставник» еще не получило такого широкого распространения, как нынче, но именно на опытных и душевных наставников повезло и Королькову и Нестеренко.

Не было, кажется, на комбинате человека, который не знал бы Мамеда Алиевича Асланбекова — старейшего нефтепереработчика, ветерана труда (достойнейшим присваивалось это звание на комбинате). Лет Асланбекову было много, но это ничуть не сказывалось на гибкой, поджарой фигуре, на удивительно подвижном горбоносом лице и по-ястребиному округлых глазах: они умели вспыхивать пронзительно и жарко.