На сибирских ветрах. Всегда тринадцать - [23]

— Теперь вы попробуйте, Зинаида Егоровна!

Но она не захотела и лишь спросила:

— Значит, с Васей Нестеренко давно знакомы?

— Я ж говорю — с армии!

— Надежный приятель?

— Побольше чем приятель — закадычный друг. А вам он как — по душе?

— Дурного не скажу. Только бы с Ниночкой жизнь у них хорошо получилась...

— Семейная жизнь — дело важное! — кивнул Корольков и при этом так поглядел на Сидельникову, что она заторопилась на берег. Тем более что девчата начали громко звать:

— Машину снаряжают в город! Могут нас прихватить!

Это был грузовичок, по выходным дням обслуживавший хозяйство базы. Груженный пустыми бидонами и разной ящичной тарой, он не принадлежал к удобным видам транспорта. И все же был смысл воспользоваться.

Договорившись с водителем, Сидельникова взобралась в кузов и — тут как тут — опять увидела Королькова.

— В такую жару на дороге особенно пыльно, — объяснил он. — Я для вас под брезентом место зарезервировал...

— Спасибо, Павел Игнатьевич. Не стоило утруждаться...

Однако, не желая привлекать излишнего внимания девчат, села под брезент. И тут же затеяла общий разговор, как бы затем, чтобы Корольков почувствовал — со всеми вместе едет, не только с ней.

— Интересно, чем сейчас Ниночка и Василий заняты?

— Ясно чем! Убираются. Надо же, сколько вчера гостей собралось!

— На то и свадьба. Удалась. Очень интересной выглядела Ниночка!

— Интересной? — протянула Люда Прохорова. — А собственно, чем? Насколько знаю, на современных международных конкурсах красоты...

— Там первое место, конечно, тебе присудили бы! — насмешливо перебила Клава Макеева. — Большая жалость, Люда, не можешь принять участие. Хотя бы этим поддержала бригаду!

Прохорова обиженно скривила губы и до самого Новинска больше не вмешивалась в разговор.

Попрощавшись с Корольковым и девчатами, Сидельникова сошла возле дома. Отворила дверь в комнату. В простенке между окон висел портрет Варвары Романовны Безугловой (в фотоателье удачно увеличили снимок). Сидельникова поглядела в сторону портрета, и вдруг ей показалось, что Варвара Романовна отвечает на ее взгляд и точно хочет спросить: «Теперь-то как живешь, Зинуша? Чем теперь в своей жизни похвалиться можешь?» Вздохнула протяжно в ответ: «Если говорить о работе... с работой справляюсь. А вот в личных делах...» Не закончив фразу, начала прибираться в комнате: с утра второпях не успела. И снова остановилась перед портретом: «Ходит за мной безотлучно Павел Корольков, оператор с комбината. Собой неплох, непьющий, положительный, но не лежит душа. Тут уж ничего не поделаешь. Душа не лежит!»

Прибралась и разделась. Потушила свет. Сон, однако, пришел не сразу. «На чужого парня, конечно, не позарюсь. Да и помоложе он меня. Но если бы повстречался мне такой... такой, как Василий Нестеренко...» Нет, даже в темноте не захотела Сидельникова продолжить этот разговор и потому строго сказала себе: «Хватит! Не к чему дуростью забивать голову!»

Постаралась уснуть. Уснула. Но и сон не принес спокойствия. Странный увиделся сон: будто мчится на мотоцикле, а впереди, за рулем, Василий, и он прибавляет и прибавляет скорость, и не удержать его, не остановить. Кричишь ему: «Перестань! Нина тебя дожидается!» А он лишь смеется и дальше мчит.

Вот какой увидела сон.

5

На срочной службе подружились Корольков и Нестеренко. Казалось, во всем были разными. Нестеренко — размашистый, нетерпеливый, форсистый. Умел при случае и чубом своим, и красноречием приворожить. Корольков, напротив, размеренный и немногословный, и улыбка нечастая, и уж если задумается — не жди, что отзовется, пока не додумает. Разными были, но за время службы успели притереться. Когда же время подошло возвращаться на гражданку — стали перетягивать каждый в свою сторону. «Айда на Украину, на Умань! — уговаривал Нестеренко. — Места у нас обильные, урожайные. Сплошная красота!» А Корольков отвечал: «Ты хвалиться погоди. Ты Сибирью еще не дышал, моря Байкальского не видел!»

Тут как раз письмо от отца Королькова, со штампом острова Ольхон, где отец работал мастером на рыбзаводе. «Ждем не дождемся, Павлуша, — писал отец. — И дружка Василия с собой забирай. Пускай у нас погостит!» А Нестеренко, собственно, никто особенно не ждал под Уманью: мать умерла, отец обзавелся второй семьей, и до призыва в армию Василий жил у тетки. Тетка могла и подождать.

Молодость быстра на решения. Давно ли спорили, в какую сторону отправиться, а тут — поскольку такое письмо — решили ехать прямо на Ольхон. И вот, сменив поезд на рейсовый автобус, добрались до райцентра, от которого до Байкала оставался недолгий перегон.

Стояла осень, и уже отшумел тот веселый бурятский праздник, на котором молодежь проверяет свою силу, накопленную за лето. Поля были убраны. Благостная тишина лежала на всем вокруг. И все же, приглядываясь к земле, бежавшей за автобусным стеклом, Нестеренко не мог не заметить перемены. Все заметнее меняла свое лицо земля. Пашни сменились лиловыми разводами лишайника, полынно запахли горькие травы, и острые камни, изъеденные ветром, то здесь, то там стали вспарывать землю — словно клыки оскаленных зверюг. Ветер дул все сильней. И наконец Корольков предупреждающе ткнул товарища в бок: мол, в оба гляди. И верно — тут же открылся Байкал.