На распутье - [5]

Прислушивавшийся к спору монтер уже взялся за поручень трапа, но остановился, в нерешительности помедлил, затем повернулся, искоса посмотрел на меня, не спеша снял с плеча ремень ящика с инструментами и вместе с мотком провода опустил на пол.

— Понятно! — крикнул я. — Значит, интересы завода здесь ни во что не ставят! Тут одни трусы и перестраховщики, никто не хочет взять на себя ответственность!

С этими словами я сбросил пиджак, наклонился к ящику с инструментами, взялся за ремень. Но в спешке неловко ухватился за него, ящик сорвался, и я опять нагнулся за ним…

Но чья-то рука опередила мою, уверенно сжала ремень и подняла ящик.

Оторопело я перевел взгляд с руки на плечо, затем на лицо…

Пали Гергей невозмутимо смотрел мне в глаза.

— Оставь. Не твое это дело, — тихо и спокойно сказал он, затем закинул на плечо ремень, поправил его, взял в руки моток провода и, все еще продолжая смотреть на меня, насмешливо добавил: — Позволять себе такие жесты не солидно с твоей стороны.

Окружавшие нас рабочие расступились перед ним. Пали подошел к крану, ухватился за железные поручни трапа и начал подниматься вверх.

Тишина внизу с каждым его шагом становилась все напряженнее.

Пали размеренно, неторопливо продвигался вперед; он уже достиг первой площадки, поправил ремень и стал взбираться выше.

Наверху дым клубился уже вовсю, чувствовался запах жженой резины — горела изоляция кабеля.

Дым мешал Пали продвигаться, он опять остановился, посмотрел вверх, закашлялся, снова поправил ремень, затем голова его скрылась в сизом облаке.

— Эй, Гергей! — крикнул я ему, поняв, что уже поздно. — Эй, Гергей! Назад!

Но он продолжал подниматься, теперь уже и плеч его не было видно, ноги переминались в нерешительности, ступать дальше или нет…

— Пали! Возвращайся немедленно назад! — закричал я изо всех сил. — Слышишь? Я приказываю! Теперь уже опасно!

Пали одной ногой нащупывал ступеньку, наконец ему с большим трудом удалось это, он неуверенно перенес на нее всю тяжесть тела, но подошва скользила, как у слегка подвыпившего человека.

Тут дым вверху повалил как из трубы.

— Немедленно выключить центральный рубильник! — приказал я.

Мезеи, Перц, начальник смены и еще несколько человек бросились к застекленной будке; добежавший первым рванул дверь…

Но, увы, было уже поздно…

Наверху раздался громкий треск, все заволокло сплошной пеленой густого дыма… сначала показались ноги, несколько минут они беспомощно болтались, отыскивая ступеньку, наконец нащупали ее, затем появилось и туловище. Пали сполз на колени, качнулся вперед и рухнул вниз…

4

Директор кишпештского филиала еще раз осторожно оглядывается, протягивает руку к герани, проводит по стеблю, щупает его с видом настоящего садовника. Ромхани ерзает, роется в кармане, отыскивая часы, но не вынимает их, нетерпеливо крякает, но тут же спохватывается и замирает затаив дыхание. Холба стоит неподвижно, смотрит в потолок, где медленно растекаются во все стороны проникающие снаружи светлые блики. Внизу, во дворе, грузчик громко кричит из кузова машины:

— Поехали, пора…

Наконец Ромхани вынимает часы, бросает на них мимолетный взгляд, переводит его на Сюча. Сюч откашливается, но, очевидно, так и не придумав, что сказать, садится, давая тем самым понять, что минута молчания истекла. Холба все еще стоит, рассеянно глядя в потолок, но вот и он спохватывается, смотрит по сторонам и вздыхает:

— Мир праху его. — Садится и продолжает: — Этот несчастный случай может послужить толчком к тому, что в министерстве зашевелятся. Все-таки недопустимо, чтобы они до такой степени устранялись, не чувствовали никакой ответственности. Словно мы одни заинтересованы в производстве.

Сюч закуривает, долго смотрит на догорающую спичку. Пальцы у него пухлые, мясистые.

Я окидываю взглядом присутствующих. Холба с готовностью кивает и перелистывает свои бумаги.

— Ну что ж, тогда начнем, — говорю я.

Холба встает. Сначала он перечисляет основные пункты отчета, затем высказывает свое мнение по каждому из них и, наконец, дает вполне мотивированную общую оценку.

Директор кёбаньского филиала Лайош Тот сидит напротив Холбы. Его взгляд блуждает по лицу главного инженера, как луч прожектора по стене, и выражает явную неприязнь. В свое время ходили упорные слухи, что инженер Тот, директор старого кёбаньского заводика, будет главным инженером объединенного предприятия. Кёбаньский завод всегда был рентабельным, сейчас тоже работал превосходно, но общее отставание объединенного предприятия отражалось и на нем. Тот никогда не забывал упрекнуть нас в этом. «Завел свою долгоиграющую пластинку», — в шутку говорил Холба. Совершенно очевидно, что и на сей раз он непременно заведет ее.

Холба все говорит. Изредка посматривает в мою сторону, но, думается, меня не видит, а просто отдает мне должное как председательствующему; судя по всему, он всецело поглощен своим докладом. Руки его машинально шарят по столу, что-то ищут, иногда берут пепельницу, поворачивают, отодвигают, сметают пепел со стола и снова тянутся к пепельнице.

— В отчете за второй квартал, то есть за период после реорганизации, много места отведено именно ей. Мы целый год терзались сомнениями, прежде чем решились наконец на крупную внутреннюю перестройку; укрупнение, само собой, коснулось очень и очень многих людей, кое-кого пришлось повысить, а кое-кого и понизить. Повсюду это, естественно, вызвало много обид и нареканий. Поэтому не удивительно, что никто не спешил совать руку в этот муравейник. Но в конце концов в силу целого ряда причин все же пришлось. Пока мы проводили реорганизацию в связи с укрупнением, у нас отобрали целый ряд изделий, в том числе самые выгодные и рентабельные, а выделили взамен самые трудоемкие и убыточные, такие, как металлорежущий агрегат «ЭХТ». Поэтому-то мы и хромаем на обе ноги, ведь на нас свалилось сразу все: модернизация, уменьшение веса изделий, повышение производительности труда и качества выпускаемой продукции, сокращение сроков, полнейшая реконструкция наших филиалов, бывших ранее самостоятельными заводами… Примерно за полгода мы дважды провели коренную перестройку структуры планово-производственного отдела, перебросили туда нескольких молодых специалистов, занятых ранее непосредственно на производстве, премиальную систему отдела построили с таким расчетом, чтобы размеры премий совершенно не зависели от производственных показателей, и разработали (этим главным образом занимался Холба) подробную рабочую программу, которая ставила перед отделом конкретные задачи по развитию производства и проведению исследовательских работ. Так прошел первый квартал, теперь уже второй на исходе. Если бы не этот несчастный случай, мы, пожалуй, могли бы сказать, что пришли к сегодняшнему дню с положительными результатами. Впервые за все время своего существования. До этого мы сорвали поставку значительной партии изделий на экспорт, так как большинство деталей, подвергавшихся закалке, ушло в брак. Складских запасов у нас не имелось, да и сейчас нет, что все еще является нашим узким местом. Поэтому так и получилось: пока сольнокский филиал отливал, пока в Кёбане обрабатывали, пока у нас закаливали… Отсюда следует: во-первых, калильный цех нужно перевести в Кёбаню, а во-вторых…