На распутье - [17]

Я побрел назад, вспоминая объяснения Пали, как добраться до его кабины. Проплутал довольно долго, но все-таки нашел.

— Смотрите, явление Христа! — приветствовали меня возгласом, когда я заглянул в тускло освещенную комнатушку. Передо мной предстали те же девушки, которых я видел на берегу.

— Добрый вечер, — поздоровался я. — Мне нужно видеть Пали Гергея.

Обе девушки умолкли и уставились на меня. Первой отозвалась та, которая показала мне язык на берегу:

— Его нет здесь. Откуда вы взялись?

— Отсюда, с улицы, — ответил я, поскольку все еще стоял у порога.

Мой юмор не возымел никакого действия. Девушки переглянулись, словно советуясь глазами. «Ничего себе, — подумал я, — положеньице, они, того и гляди, вытурят меня в три шеи. Но зачем же тогда эта блондинка заигрывала со мной?» Теперь я как следует разглядел ее: фигурка ничего, и сзади и спереди, под блузкой вздымаются два небольших бугорка, волосы светлые (такие сводили меня с ума), глаза не разглядел в полумраке, но то, что у нее красивые зубы, белые и ровные, заметил еще у реки, когда принимал «крещение».

Меня злило их молчание и какая-то настороженность, поэтому я раздраженно сказал, что пришел не к ним, а по приглашению Пали. Если бы знал, что его здесь нет, и не подумал бы заходить в эту негостеприимную дыру.

В этот момент из угла шагнул на свет какой-то парень и обстоятельно начал расспрашивать, кто я, как меня зовут, откуда пришел и зачем мне нужен Пали. Ну и дела, неужели мне рассказывать им всю свою биографию только потому, что летним вечером я вздумал навестить своего друга?

— Нет уж, увольте, — обиделся я, — обойдусь и без него. Увижусь с ним в понедельник на заводе.

Я резко повернулся и зашагал прочь, но блондинка выбежала за мной.

— Погоди… как тебя там… вернись…

Я остановился. Она догнала меня и прошептала:

— Так нужно, ну как ты не понимаешь… Право же, мог бы понять…

Но я ничего, конечно, не понял. Тем не менее вернулся, только потому, что она заговорила со мной на «ты».

Эту блондинку звали Аранкой. Имя тоже мне очень понравилось. Бёжи, Гизи, Мария и подобные им я уже слышал не раз, но все эти имена были такие простые. Меня удивляло, как это родители не могли придумать что-нибудь пооригинальнее. Вот Аранка — это действительно имя, и оно так шло ей. Оно казалось мне таким необыкновенным и благозвучным…

Пали улыбался, когда я рассказывал ему в понедельник о своих злоключениях.

— Аранка? — переспросил он и покачал головой, затем еще раз повторил ее имя и вдруг, сразу став серьезным, сказал:

— Об этом здесь никому ни слова. Ни о Малом Дунае, ни о кабине, ни о девушке. Понял? Все должно остаться между нами. Если будет допытываться Папп, ему тем более ни звука.

Зачем нужно было скрытничать, я уже начал догадываться, — Пали как-то намекнул мне, так, между прочим, ну а больше мне и не требовалось, я не был любопытным.

После того визита я зачастил к лодочной станции, чаще всего в будни и договорившись предварительно с Пали. Обычно мы беседовали вдвоем, и, если приходил кто-то еще (иногда и Аранка), меня выпроваживали. Я ничуть не обижался — пусть себе секретничают, это их дело — и утешался тем, что у меня тоже есть секрет: мои отношения с Аранкой. И я не посвящал в него Пали.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1

Я вхожу в проходную. На контрольных часах скоро четыре. На заводском дворе тишина. Вахтер сидит ко мне спиной, даже не отрывает глаз от шахматной доски. Ночной сторож замечает меня, здоровается. Вахтер тоже поворачивается, вскакивает.

— Здравия желаю, товарищ директор, — говорит он улыбаясь. Он невысокий, круглолицый, давно уже на пенсии, дежурит здесь с субботы на воскресенье, подменяет ночного сторожа, но один из них приходит сюда играть в шахматы и в том случае, если дежурит другой. Помещение проходной служит им шахматным клубом.

— Здравствуйте, дядюшка Адам. Давно я вас не видел.

— Да и я вас тоже, товарищ Мате. — Он хлопает меня по локтю дружески, доверительно. — Хорошо выглядите, товарищ Мате. Слава богу. Ей-ей, у вас всегда такой бодрый вид! Так и пышете здоровьем. Не похожи на чиновника вот с таким лицом. — И он комично опускает уголки губ.

В ту пору, когда я работал на кране, он был подсобным рабочим, прицеплял на кран грузы. Тогда он еще говорил мне «ты», было ему лет под пятьдесят. Позже, когда я пошел в гору, между нами сохранились прежние дружеские отношения. Он никогда не заискивал, наоборот, разговаривал со мной покровительственно, как отец с сыном или как старший член семьи с младшим.

— Как желудок, дядюшка Адам? — спрашиваю я.

— А! — машет он рукой. — Как-то вечером съел кусок сала, потом всю ночь не спал. И беда в том, что не запил вином с содовой. Я не особо охоч до выпивки, но с жирной пищей надо, иначе можно испортить желудок. Как-никак весной семьдесят стукнуло.

— Мой ключ здесь?

— Секретарша, кажется, передавала. Это ваш? Сказала, что от дирекции.

— Наверно, мой. Покажите.

Я беру ключ, но уходить не хочется. Присаживаюсь к столу, ночной сторож на мгновение смущается, но, после того как второй старик тоже садится, успокаивается, смотрит на доску.

— Выигрываете, дядюшка Адам? — спрашиваю я.