На пути к рассвету - [20]

Герр обер-лейтенант, можно рассказать вам легенду бедной девушки-крестьянки? Разрешите приступить? Слушаюсь, не паясничать, правда, слово нам не оченно понятное, но где уж нам, пастухам неотёсанным из города Пряжи. Ну ладно, не сердись, Аннушка, можно, я тебя поцелую нежненько-нежненько в щёчку? Ты этому охальнику с усиками не разрешай целоваться, держи себя в руках. Ах, он уже хороший, а кто от него личико воротил всего неделю назад? То-то же. Ну, поладили — пусть он будет хороший, добрый, умный. Мне от этого ни холодно, ни жарко. Итак, я начинаю, занавес!

«Я родилась в 1924 году в семье сапожника Куликова в городе Ки-неш-ма» — Правильно сказала? Похвалить надо, товарищ командир. Слушай, а кто такой этот Куликов, откуда он взялся на мою голову? Думаешь, не спрашивала, побоялась, как же, Могикан сказал, чтобы я не волновалась — такой человек вроде бы существует. Но как же он существует, если у него имя и отчество моего настоящего отца? Чудеса в решете. Есть не отвлекаться по пустякам! Продолжаю.

«Вскоре наша семья переехала жить в деревню Нестерово Луховского района Зобинского сельского совета. — Хоть бы не брякнуть „Лоухского“. Так, дальше. — Там начали заниматься сельским хозяйством. Хозяйство в умелых руках отца давало хорошие доходы. В 1931 году началась коллективизация, папа в колхоз вступать не захотел и не вступил. Все в селе были очень злы на него, и когда в 1932 году началось раскулачивание, его выслали в Карелию, в Пудожский район на каменные разработки».

Аня, а ты помнишь, что мой папка председателем колхоза был? Хорошо, хорошо, не буду больше отвлекаться. Так, ну и в Пудожском районе в 1934 году умерла мама. Мамочка-то моя родная жива-здорова. Ну, да ладно, пошли-поехали дальше. «Папа после её смерти стал пьянствовать и часто оставлял нас одних с братом, уходил неизвестно куда. В начале 1935 года отца перебросили в Пряжинский район на лесозаготовки, там он работал до 1937 года. Я училась в школе с 1932 по 1939 год. В 1937 году начались репрессии, и папу моего арестовали, с тех пор я не знаю, где он.

После ареста отца брат начал выпивать. Однажды он, будучи выпившим, попал в круг товарищей, которые избили его и на него же подали в суд. Его судили за хулиганство, дали 5 лет, хотя он ни в чём не был виновен. Это произошло в 1938 году, когда я училась в 7 классе. В 1939 году я окончила семилетку и поступила счетоводом в контору лесопункта. Там я проработала до 1941 года. В мае 1941 года я узнала, что открываются курсы педагогов, подала заявление, но, не выдержав испытаний, не была принята. Домой возвращаться не захотела, осталась в Петрозаводске, устроилась на работу кондукторшей. Там я и проработала до начала войны. Жила я на проспекте Урицкого, дом 12.

Во время войны меня взяли на оборонные работы. Работала в Матросах, в Лососинном. 29—30 августа почти всё население уходило по Кондопожской дороге. Мы с подругой шли тоже, но ввиду того, что она была больна… — Слышишь, Аня, ты была больна. Постой, ты часом не дрыхнешь? Есть продолжать. — Я осталась с ней, с подругой, так как она меня очень просила. Мы жили в Петрозаводске, но о нашем существовании почти никто не знал, и только 10 октября нас позвали в полицию, которая разместилась в доме Верховного Совета. Там нас спрашивали, почему мы остались, где наши родители, почему мы не ушли с Красной Армией. И вообще спрашивали обо всём, что их интересовало. Потом нас вызывали ещё пару раз, всё это время мы жили на шоссе 1 Мая, дом 59-А. Я ходила по дворам, копала картошку на огородах людям, с этого и питались с подругой, которая в это время была ещё слаба после болезни. Вскоре нас мобилизовали на работу восстанавливать Суоярвскую железную дорогу, там мы проработали до начала декабря.

После этого мы пришли на работу в Дом инвалидов, который помещался… — Где ж это он был, чёрт бы его взял? Спасибо за помощь, товарищ командир. Дом инвалидов был на Бараньем берегу. Господи милостивый, ни разу там не была. Ну, ладно. — Так пролетел весь декабрь. Начиная с января, мы занимались чем попало: стирали бельё, мыли полы, пилили дрова. Последнее время продавали солдатам разные вещи, которые нам давали люди за работу, продали остатки своих вещей.

Когда моя подруга Аня Лисицина узнала, что её родители не эвакуировались, она предложила мне поехать к ним. Я это предложение приняла, конечно, с радостью. Так мы и решили добираться к её родителям в Шелтозерский район, в деревню Житно-Ручей».

Вот и сказочке конец, я сегодня молодец. Правда молодец, Аннушка? Один разочек всего заминочка вышла. А вообще какая у нас богатая биография — родители злодеи, братья пьяницы. Да ведь яблочко от яблони недалеко падает — мы-то тоже хороши: вещички из оставленных домов таскаем, с финскими солдатами якшаемся, в полиции паспорта нам выдали, беседу с нами водили. Слушай, а ты не забыла, что сегодня вечером танцы? Чувствую, мы с тобой будем нарасхват. Свою легенду будешь сейчас повторять или завтра? Ну, позже так позже, я девушка покладистая. Что б такое придумать на вечер, цветок в волосы заплести, что ли? Видела, как у Кармен, мировецки получается. Розочку бы красную! Одеколон у нас есть, мелом носики припудрим, вишь, как загорел, словно свеколка, и полетим.