На поверхности - [13]

— Сейчас я ей устрою, — вихрем закрутилось в мозгу. — Ишь ты, купания всякие ей важнее, чем мужа встретить. И знает ведь тварь неблагодарная откуда я возвращаюсь.

Он с силой дёрнул на себя дверь и уже собрался было закричать, но наткнулся на глаза жены. Глаза были заплаканными, снизу потёки туши.

— Чё ревёшь? — холодно спросил он, с непониманием уставившись на неё.

— Рак, Витя. У нашего мальчика в мозгу рак.

Она потянулась рукой к струйке воды, но вдруг замерла, словно за долю секунды превратившись в камень. Виктор Андреевич тяжело сглотнул и по его спине побежали холодные волны. Не столько от сказанного, сколько от того, что он увидел дальше. Глаза жены стали вдруг мёртвыми, из них словно дыхнула на него ненависть всего ада, и медленно указав на него рукою, она прошипела сквозь стиснувшиеся зубы.

— Это ты… ты виноват. Это из-за тебя всё…»

Система всегда должна работать безупречно, и это основная задача моей деятельности. Даже не побоюсь сказать больше — сверхзадача. Бывают, конечно, неполадки и сбои, но для того и нужен сисадмин, чтобы суметь вовремя всё поправить.

Я выхожу из кабинета и почти бегом направляюсь в первый корпус. Быстро прошмыгнув мимо кабинетов начальства, ныряю к Отправщикам. На меня устремляются два удивлённых взгляда.

— Ты же вроде в отпуске, Лю, — говорят почти хором.

Я с глупым видом пожимаю крыльями.

— Да вот, вернуться нужно было. Мне б обратно, по-тихому.

— Понятно, — подмигивает один из Отправщиков. — Давай в «рогатку».

Я улыбаюсь. Аппарат, который за считанные секунды может отправить тебя в любую материнскую утробу, в любой точке Вселенной, эти шутники называют «рогаткой».

— Куда? — спрашивает второй, с готовностью наклонясь над клавиатурой.

— Как обычно, на свою подшефную, — отвечаю я.

— С определённой судьбой? Кстати, теперь можем сделать тебя сисадмином.

Оба задорно смеются. Я улыбаюсь в ответ. Славные парни, с юмором.

— Да не-е, — говорю я, останавливаясь перед «рогаткой» и оборачиваясь. — Этого мне и тут хватает. Давай-ка попробуем писателем. всё работает, как швейцарские часики

Птеродактиль

Сегодня утром папа подарил мне маленького птеродактиля, сказав, что нашёл его на скалах. Но как он мог его там найти, если птеродактили именно на этих скалах и живут, а он ходил туда за их яйцами. Значит, он его не нашёл, а просто взял, хотя я думаю, большой разницы тут, конечно же, нет.

Птеродактиль очень забавный, хлопает крылышками и постоянно разевает рот, а во рту у него даже сейчас, когда он ещё такой маленький, есть острые зубы. Поэтому папа сказал, чтобы я не засовывала ему в рот пальцы. Мне стало очень обидно. Я сказала папе, что я уже взрослая, мне двенадцать лет и никакие пальцы я ни в какой рот засовывать не буду. Папа извинился, погладил меня по голове и снова ушёл.

Он отправился добывать мясо. Мясо он добывает при помощи ружья и очень часто говорит — слава мутировавшим птицам, что оно у него есть. Без ружья, конечно же, было бы очень плохо. Я это тоже понимаю.

Мама положила яйца в дальней комнате. Там прохладней и они дольше сохраняются. У мамы всегда испуганное лицо, когда наступает день охотника. Так этот день называет папа. В день охотника, а случается он тогда, когда заканчивается еда, папа берёт ружьё и сначала идёт к скалам за птеродактилевыми яйцами, а потом в лес, чтобы кого-нибудь подстрелить, а я в это время обычно или читаю, или пишу всякие разности.

На самом деле, кроме этого, то есть чтения и писательства, я больше ничем почти и не занимаюсь. Из дома выходить нам с мамой нельзя, потому что это очень опасно. Так говорит папа, а папа он очень умный и знает почти всё.

Мама иногда рассказывает, что папа очень большой учёный и даже обладатель каких-то там премий, хотя я не совсем понимаю, что это такое. Но когда мама рассказывает, я чувствую гордость за папу, а мама почему-то плачет. Она говорит, что из-за его лишнего ума это всё и случилось.

Но маму слушать я не очень люблю, потому что она рассказывает всегда одно и то же и мне уже не интересно её слушать. Я, конечно же, не говорю ей об этом, а терпеливо молчу и иногда киваю головой, когда она начинает рассказывать.

Папа же рассказывает всегда что-то новое, поэтому его я слушаю с огромным удовольствием. А когда он уходит охотиться, я читаю или пишу. Научил меня этому папа, и он всегда говорил мне во время уроков, когда я только училась набирать слова на эктоплазе, что я очень способная и очень-очень талантливая, и мне нравилось, когда он так говорил.

А когда он рассказывает, я порою и рот открываю, так всё интересно. Иногда бывает даже страшно. Особенно было страшно, когда папа рассказывал про мутировавших птиц. Он говорил, что в каком-то там году птицы мутировали и стали очень большими, и тогда мировое правительство раздало всем ружья, чтобы люди могли защищаться. Вот благодаря этому у нас и есть ружьё.

Мама говорит, что однажды папу выгнали с работы, за то, что он пошёл против начальства, и всегда при этом тяжело вздыхает, а иногда начинает снова плакать. Папа тоже рассказывал об этом, но он почему-то вёл себя совсем по-другому. Он то злился, то смеялся, и я злилась и смеялась вместе с ним, потому что папа очень заразительно рассказывает.