На поверхности - [11]

В голове снова замелькали ругательства на сержанта. Не, ну понятно, «соседи» те вечно по району мотаются, то зачистки у них плановые, то разведданные поступят. Им стрессы снимать нужно. У них только за последние две недели один «двухсотый» и два «трёхсотых». Ну а нашему барану зачем бухать? Из расположения части хрен вылазит, бородатых в глаза не видел, а пацанов подставляет. Самому мне нахрена оно: безоружным сюда переться? Конечно, по официальным сводкам данный район от боевиков очищен полностью, но разве неясно чего стоят все эти их официальные данные?

Антон коротко постучал в калитку и уже через секунд десять её открыла та же пожилая чеченка, которая успела набрать воды и теперь стояла с полным ведром от тяжести чуть наклоняясь вбок.

— Здрасьте, тёть Фатима, — Антон улыбнулся. — Мне четыре.

Женщина быстро окинула взглядом улицу.

— Заходи.

— Давайте я помогу, — Антон выхватил из руки женщины ведро и поплёлся вслед за нею к небольшому домику. — У меня мамка вот такая же, как вы, пятьдесят восемь в этом году будет, — зачем-то начал рассказывать он. — Я поздний ребёнок. И единственный. Мамка пишет тяжело ей стало по-хозяйству справляться. Она ж ещё огород этот постоянно разводит, не может, чтобы в земле не поковыряться.

Чеченка молча забрала ведро, вошла в дом и вернулась через пару минут с наполненным чёрным пакетом.

— Ну ладно, я пойду, — проговорил Антон, заглянув в пакет, в котором лежало четыре бутылки «палёной» осетинской водки.

— Хороший ты, — лицо чеченки стало задумчивым. — Храни тебя Аллах.

Антон развернулся и быстро зашагал к калитке. Перед КПП перепрячу, стал размышлять он, две в сапоги, две в рукава. И всё, больше не пойду. Пусть бьёт тварь, не пойду, пошлю его и всё.

Антон поклялся себе в том, что поступит именно так, и внутри стало чуть легче. Он даже устало улыбнулся, и принялся напевать под нос старую дворовую песенку. Но, открыв калитку, он резко замолчал и замер на месте, чувствуя, как в одно мгновение оледенела спина и больно сжалось сердце. Метрах в пяти стоял мужчина лет сорока в замызганном штатовском «комке». Всего долю секунды его взгляд был растерянным, а потом он резко вскинул висящую на плече АКСушку и нажал на спусковой крючок.

— Что делаешь, Рамзан! — последнее, что услышал Антон, крик чеченки. — Он же мальчик совсем!

Хотя, к программкам претензий хватает. Иногда думаю, а сами разработчики полностью в них соображают? Не, понятное дело, одни пишут коды, другие компонуют программные пакеты, третьи тестируют, но надо же как-то взаимосвязанней что ли, с хорошим мониторингом в обе стороны. А то иногда возникает ощущение, что у них одностороннее движение. Написал код, отдал, и забил. Глюки они, конечно, по-мелочи всегда есть, но не в таком же коли… хотя… может, это у меня чего-то?

Арсений Сергеевич Ситкин кружил по улицам на старенькой неприметной «шестёрке» уже битый час, поглядывая по сторонам поверх больших очков с толстой оправой, сдвинутых на нос. Но ничего подходящего что-то не попадалось.

Он свернул на Вольную и тут же увидел её. Она сидела на остановке, читая книгу. Одна, в лёгеньком платьице. Он остановил машину.

Чтобы уговорить её ему хватило трёх минут. Нагнал, как обычно, пурги про то, что он ректор одного из городских вузов и может помочь поступить не только на своё отделение, но и на любое другое. Связи, девочка, они и в Африке связи, сказал он ей с добродушной и немного грустной, словно ему было жаль данного обстоятельства, усмешкой.

По дороге он продолжил гнать пургу про куртку, которую нужно срочно забрать с дачи, бред по сути, но она вроде верила. Хотя Арсений Сергеевич имел по этому поводу давно сложившееся и очень конкретное мнение. Дуры они все, думал он, поглядывая на пассажирку, и твари. Все твари. Сидит, красавица, блин. Лет двадцать назад такая бы и не посмотрела на меня, взгляда бы не бросила. Невзрачный парнишка в очках с толстой оправой, одежда плохенькая, худющий, как жердь, и прыщи эти. Чёртовы прыщи. Что он мог предложить такой красавице? А теперь сидит вот она вся такая, думает, сейчас её в институт за красивые глазки устроят. Твари, все продажные твари…

Насиловал он её в лесополосе, отъехав от дороги всего метров триста. Удар по затылку килограммовой гирькой вырубил девушку, после чего осталось связать руки за спиною и залепить рот скотчем. Жаль, конечно, что приходится так поступать. Арсению Сергеевичу хотелось целовать её, хотелось, чтобы её руки ласкали его, но…

Закончив, Арсений Сергеевич придушил зарёванную девушку верёвкой, оттащил в полосу, за деревья, и прикрыл тело ветками. Не забыв вымыть руки, что он всегда делал после общения с этими продажными тварями, он поставил пятилитровую пластмассовую флягу обратно в багажник и устало плюхнулся на сиденье. По спине привычно пробежал холодок и в голове мелькнули неприятные мысли. Такое тоже было всегда, после каждого раза, и он уже почти не обращал на это внимания.

— Не заметут, — проговорил он уверенно, глядя на своё лицо в зеркале заднего вида. — Четырнадцатая уже за три года, и ничего, не замели. Продажные твари. Все продажные твари. И менты тоже. Не заметут, не переживай.