На пороге трона - [62]

Мадемуазель Нинет склонилась к фельдмаршалу, прикоснулась губами к его лицу и покорным тоном, но с лукавым взором ответила ему:

   — Я прошу прощения, но ведь моему разгневанному Юпитеру известно, что на самых благоухающих розах бывают самые колючие шипы.

   — Нинет права, — воскликнула мадемуазель Доралин, переворачивая рыбу на другую сторону, — мы вовсе не думаем расставаться с нашим великодушным другом и его прекрасными ужинами; действительно мы знаем разные кухни в Петербурге, но лучшей, чем у нашего покровителя, нет.

   — Ах, вы не верите? — качая головой, укорил фельдмаршал. — Но я на этот раз действительно серьёзно отправляюсь в действующую армию, на войну.

Он вздохнул, так как разнообразные разговоры это" го утра снова вспомнились ему; с затуманившимся взором он придвинул к себе блюдо, на котором лежали крохотные жаворонки, начиненные мелко нарубленными трюфелями и тушенные в мадере и масле; это блюдо было его собственным изобретением, и он тщательно охранял его от угрожающего аппетита своих дам.

   — Мы охотно верим этому, — щебетнула мадемуазель Доралин, отодвигая от себя тарелку с остатками рыбы и без стеснения накладывая себе два жаворонка, которых хотел спасти для себя фельдмаршал, — мы охотно верим, так как весь Петербург говорит об этом, но мы также убеждены в том, что наш бесценный и любимый друг не уедет без своего достойного повара и там, в армии, у нас будут такие же прекрасные ужины, как здесь... Нет, нет, даже лучше, чем здесь, так как новость положения сообщит им очаровательную пикантность.

Фельдмаршал с таким изумлением уставил на неё свой взор, что забыл про свою тарелку и этим дал мадемуазель Нинет возможность утащить ещё одного жаворонка.

   — Мы будем ужинать в армии? — переспросил он. — Вы, мои маленькие куропатки, хотите ужинать в лагере? Вот так идея!..

   — Конечно, — Бланш состроила невинную рожицу и стыдливо опустила веки. — Неужели наш дорогой покровитель мог предполагать, что мы отпустим его одного подвергаться опасностям войны? Я не могла бы спать ни одной ночи спокойно, думая об опасностях похода и не имея возможности разделить их!

   — Да, да, — ворковала мадемуазель Нинет, кладя свою белую, изящную ручку на плечо фельдмаршала, — мы отправимся вместе на войну; мы не могли бы перенести разлуку с нашим дорогим покровителем...

   — Мы станем плести венки, — присовокупила мадемуазель Доралин, схватывая руку Апраксина, — чтобы венчать победителя. О, как чудесно будет!.. Я ещё никогда не видала военного стана, ещё никогда не слыхала грома настоящих пушек... И все эти красавцы офицеры, окружающие нашего друга, как планеты солнце!.. Какое это будет новое, очаровательное наслаждение!

   — А так как повар едет вместе, то всё в порядке, и я не вижу никаких препятствий, — добавила мадемуазель Эме, продолжавшая придвигать к себе одно за другим блюда и с удивительной быстротой опустошавшая их.

Фельдмаршал громко расхохотался.

   — Вот безумная мысль! — сказал он. — Идти на войну со штабом из четырёх дам балета её величества!.. Но, пожалуй, это вовсе не так дурно; так как лавры, — вполголоса прибавил он, — по древнему сказанию, принимают на себя качества кислого винограда, то можно предохранить себя лёгкими розовыми лепестками, раз так опасно срывать ветви дерева серьёзной Минервы[6].

   — Не правда ли, мы едем вместе! — воскликнула мадемуазель Нинет. — Да, да, мы едем вместе. Для этой цели мы выбрали прелестные костюмы: амазонки, высокие шляпы самого изысканного вкуса, а чего ещё не будет хватать, мы можем ещё достать.

   — Мы едем вместе, мы едем вместе! — хлопая в ладоши, закричали Бланш и Доралин, и лишь мадемуазель Эме, наклонив головку, спокойно трудилась над крылышком фазана.

   — Нет, нет, — внезапно воскликнул фельдмаршал, испуганно вскакивая с места и отстраняя смеющихся дам, — нет, это невозможно!.. Поход — серьёзное дело; вы мне не нужны там, вы должны оставаться здесь, — сурово прибавил он.

Апраксин вспомнил, что согласно приказу императрицы он должен был сопровождать фрейлину де Бомон, и ему казалось невозможным заставить друга императрицы совершить путешествие в обществе своих беззастенчивых питомиц кордебалета.

   — Невозможно? — капризно спросила мадемуазель Доралин. — Невозможно, когда мы просим?

   — А мы так горячо просим, — сказала Нинет, в то время как Бланш целовала руку фельдмаршала, а Эме умоляюще сложила руки, не выпуская из них вилки.

   — Нет, нет, — решительно воскликнул фельдмаршал, — это невозможно! Война — не игра, вы остаётесь...

Между тем как молодые дамы, испуганные решительным тоном этих слов, опустили взоры, не зная, что им сказать, в комнату явился камердинер и доложил о приезде мадемуазель де Бомон.

Фельдмаршал быстро поднялся.

   — В армию вам ехать нельзя; позже, может быть, а теперь убирайтесь! — сердито закричал он.

   — О, у него другая женщина! — воскликнула Доралин. — Поэтому он хочет оставить нас здесь! О, почему её нет здесь?! — прибавила она, сверкнув глазами. — Я слегка познакомила бы её лицо с моими ногтями!

   — Убирайтесь же, говорю я вам! — с бешенством взревел фельдмаршал. — Или я позову солдат, чтобы выгнать вас отсюда.