На одном дыхании. Хорошие истории - [27]

Но замешанное на страхе и обиде сомнение продолжало терзать Олега Николаевича. Он сопротивлялся как мог – до тех пор, пока первые лучи вялого недоспавшего солнца не упали на грязную занавеску. В этот момент Олег Николаевич схватил свою старую верную «Нокию» и набрал заветный номер.

– Алло! Олег? Привет, дружище… – Герман звучал заспанным и все же приятно удивленным. – Куда пропал? Ты, кстати, на часы смотрел? Еще семи утра нет. Что-то случилось?

К этому моменту Олег Николаевич был настолько вне себя от злости, что буквально проорал в трубку:

– Значит, разбудил я его, несчастного?! Слушай меня теперь: ты, Герман, сильно ошибаешься, если думаешь, что я сейчас буду просить у тебя денег взаймы! Мне от тебя ничего не надо! Мне насрать и на тебя, и на весь твой бизнес, и на всю твою семью, черт вас всех подери! Понял?! Тоже мне друг еще называется. Да пошел ты вообще на хер!

С этими словами Олег Николаевич повесил трубку, выключил телефон и, наконец, решительно улегся спать.

Этот мир придуман не нами

Воронцовский парк. Стайка малышей с родителями в ожидании гусеницы-паровозика. Среди двух-трехгодовалых детишек немного странно смотрится высокая худенькая девочка лет семи-восьми в не по размеру длинном, мешковатом пальто и в очках с толстенными линзами. Девочка дергает маму за руку и взволнованно спрашивает:

– Мама, а нам точно хватит места?

Полная женщина средних лет, с добрым усталым взглядом терпеливо отвечает:

– Точно. Только вдвоем мы с тобой на паровозик не сядем, ты большая уже. Одна поедешь.

Мама явно понимает, что ее дочка производит на окружающих впечатление отстающей в развитии. Другие мамы-няни-бабушки поглядывают на «великовозрастное дитя» с трогательным сочувствием, в котором читается тихая радость: «Хорошо, что наши не такие!»

Лихо подруливает паровозик-гусеница. Водитель-мигрант выключает двигатель, делает громче музыку, устраивает перекур. Из динамика разносятся ритмы советской эстрады, под которые из «вагончиков» выпускают одних и впускают других маленьких пассажиров…

– Мама, а кем придуман этот мир? – громко интересуется девочка в очках.

– Не знаю, доча, а почему ты спрашиваешь? – спокойно отвечает женщина.

– Ну как же, мама! Разве ты не слышишь? – И тут девочка, пританцовывая, чудесным голоском исполняет: – «Этот мир придуман не нами, этот мир придуман не мной!» Смешно, правда? Кто же тогда придумал этот мир, если не мы?

Стоит заметить, что практически все взрослые, кто стоял в очереди на паровозик к этому моменту, замерев, наблюдают за течением мысли нескладной девочки в неказистом пальтишке.

– Ну, дочка, многие люди считают, что этот мир создал Бог, – тоном заинтересованного собеседника рассуждает мама. – Я же тебе рассказывала про Бога. И в церковь мы ходили.

– Я помню, – кивает девочка. – Но ты мне и тогда не ответила, кто придумал этого Бога…

– Садимся, поехали! – командует водитель паровозика, и малышня тянет родителей за руки, чтобы поскорее забраться на борт.

Мама взрослой девочки слегка подталкивает дочь:

– Садись давай, потом поговорим…

– Пусть едет! – уверенным тоном принимает решение девочка. – Я сейчас хочу поговорить! Ты же сама говоришь, что про Бога говорят многие, но не все. А что остальные думают, кто этот мир придумал?

– Остальные по-разному думают, – вздыхает мама.

– Подрастешь – узнаешь! – пытается помочь маме какой-то дядя.

Девочка пару секунд смотрит на дядю сквозь толщу диоптрий, снова поворачивается к маме и резюмирует:

– Вот ты подросла, и люди все подросли, а никто не то что про мир, даже кто Бога придумал, не знает. А я думаю, кроме нас, этот мир никто придумать не мог. Мы его придумали и Бога тоже.

– Ну, допустим, – дипломатично соглашается мама. – А кто же тогда нас придумал? Тебя, меня?

– А никто! – сама улыбается собственному открытию девочка. – Я все и придумала! И тебя тоже я придумала, и вообще всех! И когда меня не было, ничего тоже не было. И потом тоже ничего не будет… когда меня не будет. Ну, или будет совсем другое. Я не решила пока что. Но я обязательно придумаю. Сама! – Тут девочка выдерживает паузу и меняет тему: – Мама, а пойдем теперь на лошадок? А то из этого паровозика тетя совсем глупые вещи поет…

Пока не кончится рыба

Конец Должанской косы, длинный перешеек шириной в несколько метров, – удивительное по красоте и энергетике место. Здесь встречаются и увлеченно болтают о своем воды Азовского моря и Таганрогского залива. Здесь лучшая на всей Должанке точка для проводов солнца. Впрочем, услышать, увидеть и почувствовать все это можно только в сильный ветер или после заката, когда усыпанный песком и ракушками краешек косы, ежеминутно сменяя друг друга, покидают бесчисленные семейства, компании подвыпивших подростков и разные прочие желающие «сняться на фоне морской волны с подругой, если нет жены».

В последние три вечера, по моим наблюдениям, до самой темноты здесь оставался только дед Григорий со своими удочками и ведром для донской селедки. Он сидел на краю косы, у самой воды, а я в своем медитативном безделье – чуть поодаль. Мы поговорили только третьим вечером, когда дед Григорий на закате достал из рюкзака несколько перехваченных резинкой гвоздик и, размахнувшись, бросил их как раз туда, где разбивались друг о друга встречные волны.