На Лунных островах - [73]

Нам же предстояло вернуться на родину несколько позднее. Дело в том, что мы намерены были провести еще кое-какие исследования во внутренних районах Кении и Танганьики и побывать в огромных заповедниках, расположенных у подножия Килиманджаро.

Несмотря на лихорадочную подготовку к новому походу, мы все же сумели воспользоваться представившейся как-то возможностью и посетить место нашей первой стоянки в Африке — Мбоа-Маджи. В одно из воскресений мы отправились туда в обществе нескольких итальянских и иностранных друзей.

Все здесь было точно таким же, как в день нашего отъезда. Последнее бунгало, в котором мы тогда жили, все еще стояло там, и казуарины по-прежнему шептались под дыханьем ветра. Только теперь уже их листву шевелил не летний муссон: начался период северо-восточных ветров.

Наш старый «бой» Кемизи и другие африканцы вышли нам навстречу.

— Джамбо, симба я бахари! («Здравствуйте, львы моря!») — приветствовали они нас. Это пышное прозвище, связанное, видимо, с нашими подводными экскурсиями, очень нам польстило: значит, рыбаки маленького селения нас не забыли.

Пока остальные собирались купаться, я отошел немного в сторону по прибрежному песку. Среди водорослей, выброшенных морем на берег, шагал я по направлению к болоту. Но до болота я не дошел. Я остановился, когда внезапно увидел в песке перед собою следы нескольких гиппопотамов: семья толстокожих, с которой мы уже были знакомы, по-прежнему посещала эти топкие места. Я поднялся вверх по отлогому пляжу и уселся в тени кокосовой пальмы.

Любуясь тем, как сверкает под лучами солнца море между разбросанными вдоль берега островками, я думал о событиях последних месяцев. На несколько мгновений я снова вернулся к дням, проведенным нами в конце июня на этом самом берегу. Припомнил вопросы, беспокоившие нас, планы, которые мы строили тогда на предстоявшие месяцы. Я спрашивал себя, нашли ли мы доказательства того, что некогда Африку с Мадагаскаром соединял континентальный мост. Теперь, сидя в тени пальмы, в конце длинного путешествия по островам Мозамбикского пролива, располагая всеми данными, необходимыми для решения этого вопроса, я думал о том, какой дать на него ответ. Каковы первоначальные выводы, которые мы можем сделать по завершении нашего путешествия и после поверхностного обзора накопленного биологического материала?

В послеполуденной тишине я попытался привести в систему результаты наших исследований и стал по порядку рассматривать основные аргументы нашего будущего отчета перед научными учреждениями, организовавшими экспедицию.

Во-первых: мы выяснили несомненную близость животного мира Коморских островов, Альдабры и африканского побережья. Пресмыкающиеся и птицы, млекопитающие и рыбы — все они континентального происхождения. Даже ископаемые животные, вымершие на островах — гиппопотамы и трубкозубы, — также служат доказательством того, что родиной мадагаскарской фауны является Африка.

Но, установив это неоспоримое зоологическое родство, необходимо, кроме того, объяснить, каким путем попали высшие позвоночные из Африки на Коморские острова или на Мадагаскар. Как удалось этому бесчисленному множеству животных, в том числе лемурам, гиппопотамам и крокодилам, перебраться через пролив и достичь берегов Мадагаскара?

Я мысленно представил себе географическую карту этого района. В водах Мозамбикского пролива разбросаны многочисленные островки и коралловые отмели. Так много мелей скрывается здесь под волнами, что плавание в этих водах считается опасным. Мне было точно известно, что в кайнозойскую эру здесь имело место значительное поднятие суши со дна мадагаскарского бассейна. Представьте себе Мозамбикский пролив в те времена: бесчисленные острова, архипелаги, скалы, рифы непрерывной линией тянулись от Африки до Мадагаскара. Таким образом, непосредственная сухопутная связь сделала возможным заселение этих островов: небольшие участки воды, разделявшие выступившие из моря островки, не могли служить препятствием для миграции ни земноводным животным, ни птицам, плохо приспособленным для больших перелетов. Даже тех животных, которые обычно не плавают, не могли остановить эти узкие проливы.

Приняв эту гипотезу, я попытался разобраться, каким образом, например, лемуры, пловцы уже совершенно никудышные, способные утонуть в небольшом бассейне, оказались в состоянии проделать этот путь. Они воспользовались человеческим способом передвижения по воде — плотами. Высказав такое предположение, между прочим выдвигавшееся уже и раньше современными учеными, из которых я особенно хорошо запомнил профессора Ж. Мийо, я, конечно, имел в виду не настоящие плоты, построенные лемурами или другими млекопитающими. Разумеется, на это они не были способны. Но они могли бессознательно воспользоваться естественными плотами, то есть всевозможными скоплениями растительных обломков, которые по разным причинам, гонимые ветром и влекомые течением, часто пересекали неширокие проливы.

Теперь, когда я рассматривал эту гипотезу, опираясь на результаты наших исследований, она мне казалась довольно правдоподобной. Ведь мы обнаружили, что лемуры — черный маки и монгоз, — хотя и не любят воды, однако не боятся приближаться к самому берегу. Побуждаемые любопытством и уверенные в собственной ловкости, они опрометчиво прыгают порой на любой плывущий по воде предмет, рискуя при этом попасть в довольно опасные переделки.