«На лучшей собственной звезде». Вася Ситников, Эдик Лимонов, Немухин, Пуся и другие - [76]
Типовые ее истории из серии «Жизнь замечательных людей», которыми потчевала она собеседников как пикантным гарниром к обычной болтовне, носили как правило «птичий» характер, то есть представляли из себя смешные житейские сюжеты или же реплики на бытовые темы: «Ах, не говорите мне об Утрилло! Он был “шоке”»[103].
Или:
– Когда я лежала в больнице после операции аппендицита, – Альтман поместил меня в отдельную палату, что было так дорого – Юрий Анненков и Иван Пуни – они были без ума от меня, хотя, знаете, Пуни ведь был «голубой» – навещали меня по два раза на дню. И они всегда съедали мой завтрак, а затем и обед – мне самой-то есть совсем не хотелось. А когда аппетит у меня появился, ходить ко мне перестали – якобы Альтман ревнует. Очень уж его это волновало!
Или:
– Вот приехал Андре Жид к нам, чтобы у советского счастья погреться. Хотя его, знаете ли, больше вопросы пола интересовали, одного только пола – мужского, и полнота счастья тоже в этом свете понималась, а никак не в социальном. Однако встречали его очень ответственно, и меня «попросили» всячески всю его команду развлекать. В Париже мы с ним часто общались и, оказавшись в СССР, он обо мне вспомнил. А один из их делегации, молоденький такой поэт, немного на Макса Эрнста похожий, так прямо в меня влюбился, чудак. Умолял с ними в Узбекистан поехать, они там с орошением пустынных земель должны были ознакомиться. Но я, не будь дура, отвертелась, и правильно сделала. Ведь он там умер, бедный мальчик. Нет, нет, не от любви, а просто так: заболел холерой и умер.
Или:
– Однажды поехала я с Пуни и Анненковым в Прованс, отдохнуть на несколько дней. Мы остановились по дороге в маленькой гостинице, переночевать. Хозяин гостиницы был очень галантный француз с огромными усами и мне, конечно же, лучшую комнату предоставил. Спала я плохо: всю ночь какие-то мухи кусались, и на утро, когда хозяин из любезности спросил меня: «Ну как вам спалось у нас, мадам?» Я ему прямо так и сказала: «Неважно, мне мешали ваши мухи». И тут смотрю, а у него лицо прямо вытянулось от удивления, и усы дыбом встали. А Пуни с Анненковым на лестнице от хохота буквально катаются. Оказалось, что я перепутала слова «муш» – мухи с «мусташ» – усы.
Или:
– У нас, в России, среди художников другой тон в отношениях, чем, например, в Париже. Там все больше работают и каждый сам по себе, общаются довольно редко: ни сил, ни времени нет. А у нас все больше пьют, спорят, ссорятся из-за ничего.
Помню, как ни зайдешь к Саше Древину, там все застолье да дебаты. Вот так его и забрали. Мне жена его, Надежда Удальцова, рассказывала: сидели они компанией своей обычной за столом, выпивали, беседовали… Звонок в дверь. Древин пошел открывать и не вернулся. Так больше они его никогда и не увидели.
Вот это и есть настоящий сюрреализм, а не то, что Элюар с Арагоном придумывали. Древин, впрочем, другой школы держался: он уже к соцреализму примеривался, только никак не мог на эти самые «новые рельсы» перейти.
Я лично думаю, что пострадал он как раз из-за вот этих самых споров. Задиристый больно был, а при наличии таланта это дело опасное. Надо уметь чувствовать в человеке эту постоянную готовность к свинству. А он кусанул, видать, «кого-то» в полемическом задоре своем, его вмиг и слопали.
Знаете, еще Чаадаев советовал: «Первое наше право должно быть не избегать беды, а не заслуживать ее». Иначе лет через двадцать ваша жена будет милостиво извещена: «Скончался при невыясненных обстоятельствах». Сам-то Чаадаев «заслужил» всего лишь титул «официального сумасшедшего», что по тем временам было совсем не мало…
И тут я ей, поскольку разговор о Древине зашел в тупик отечественного мракопочитания, пересказал тоже историйку в «сюрреалистическом» ключе, но гораздо веселее, которую слышал от Древина-сына – Андрея.
«Подрабатывал я тогда по молодости лет помощником скульптора при одном художественном комбинате, то есть, попросту говоря, на побегушках был. Делали мы патриотический памятник: не то с буденовцами, не то с комсомольцами – сейчас точно не помню. Возни много было, подустали. И послали меня мужики за водкой, чтобы освежиться. Водки-то я купил, да как ее пронести не знаю – на проходной бдительная проверка, всех шмонают…
Думал, думал и додумался – что значит молодая голова была! Купил я здоровенных соленых огурцов – бочковых, которые всегда внутри пустые, дуплистые что ли. Верхушечки у них отрезал, пообжал их немного и всю водочку родную туда аккуратненько так и влил. Разместил я огурчики стоймя в корзинке, для порядку еще колбаски и хлеба подкупил и прошел себе через эту сверхбдительную проходную за милую душу».
Дега очень порадовалась древинскому «сюрреализму» и сразу же начала перемывать косточки соседям своим по даче – тоже в плане присущих им всякого рода художеств.
