На Крыльях Надежды: Проза - [23]

Может быть, прошел день. Может быть, прошла целая вечность. Он не знал – у него теперь была лишь одна цель и один путь, и он шел по нему. Даже практически без сил – все равно шел. Когда же, наконец, его затуманенному взору предстали стройные стены монастыря, он приподнялся на обессилевших руках и улыбнулся.

«Я все-таки нашел тебя», – еле слышно прошептали его губы, и он неподвижно замер на земле.

* * *

Тихая печальная песня. Чьи-то руки, скользящие по его лицу. И затем – холодная струя воды. Он закряхтел и шевельнулся.

«Жив!» – сквозь обволакивающую его пелену услышал он.

Жив. Он все еще жив. Для чего же он жив, если он не сумел выполнить свой долг? Для чего?

Попытался открыть глаза – но лишь смутное красное марево предстало его взору. Тогда он прикрыл их и погрузился в сон. Он спал и спал. Временами он просыпался на какие-нибудь десять минут, а затем вновь засыпал.

Когда же он проснулся и в очередной раз попытался открыть глаза – кровавого марева уже не было. И тогда он смутно различил человеческую фигуру, склонившуюся над ним, и услышал ее голос – ласковый голос девушки.

«Спи, тебе еще рано двигаться. Раны еще не зажили. Спи». Он не сопротивлялся сну.

Потом временами он пробуждался, чтобы вновь услышать ее голос и попытаться сквозь дымку разглядеть ее лицо – и ему очень долго не удавалось этого сделать. Но однажды настал день, когда он смог подняться с постели без посторонней помощи, и зрение и слух его прояснились.

«Я все-таки нашел тебя», – отчего-то пришли на ум совсем уже, казалось, ставшие далекими слова.

Да, это была девушка, еще совсем юная – семнадцати-восемнадцати лет. Вот только в глазах ее читалась уже совсем взрослая твердость.

И тогда он решился спросить.

– Где я?

– Ты в нашей обители, – ответила девушка. – В моей обители, – добавила она и всхлипнула.

– Ты… ты помогла мне… Почему?

– Ты не один из тех, кто напал на нас в тот день. Я это сразу поняла. Наши… мои… братья… увели напавших в леса… и погибли там… выжившие варвары вернулись сюда… и разграбили монастырь. Все те, кого удалось одолеть моим братьям, остались в лесах, ты же подошел прямо к стенам монастыря. Если бы ты был в числе напавших – ты не рискнул бы этого сделать. Ты не из тех, кто убил моих братьев, – сказала она очень твердо.

– Д-да… это т-так, – еле слышно прошептал он все еще не слушающимся его языком.

– Тогда зачем ты пришел сюда? – и она подвинулась к нему совсем близко, не сводя своего изучающе-требовательного взгляда с его лица.

– Я хотел… хотел остановить их… и… и не смог… прости… прости меня, если… можешь.

– Ты хотел помочь нам? – в глазах ее выразилось крайнее удивление, – почему? Ты ведь из их же народа… ты пошел против них?

– Я… не мог… допустить… бойни, – слова шли очень медленно и тяжко из его горла.

– Но она все-таки была допущена… Впрочем, какое это теперь имеет значение! Спи, выспись, потом расскажешь мне остальное.

Она была права, ему сейчас требовался отдых, много отдыха – и он вновь погрузился в столь манящий его сон.

* * *

Он проснулся и почувствовал ее теплую руку у себя на лбу. Не стал открывать глаз – лишь пытался прислушаться к ее мерному дыханию. Когда же он, наконец, все-таки открыл их – она убрала свою руку с его лба и поднесла к нему пропитанную чем-то холодным губку.

– Проснулся? – на этот раз ее голос был заметно более приветлив, чем в прошлый, – ладно, вставай, ты уже вполне можешь это сделать.

Он попытался приподняться – и впервые за много дней его тело послушалось его. Тогда он сел на постели и окончательно прояснившимся взором взглянул на нее. Она была удивительно красива – по крайней мере, почти наверняка она должна была быть красавицей по меркам ее народа.

Русые волосы спадали до плеч, а на губах блуждала улыбка – впервые за много дней. В глазах была живость и в то же время совсем уже взрослая стойкость. Белая роба была на ней.

– С… сколько я спал?

– Неделю, почти неделю ты пробыл здесь. Практически только спал, очень мало ел. Ты, наверное, сейчас этого уже не помнишь, для тебя, должно быть, прошли всего лишь минуты.

– П… почему ты помогла мне?

– Ты ведь хотел помочь нам? Даже если тебе это и… не удалось – ты не был с этими варварами заодно. Я обязана была помочь тебе, это был мой долг. Если бы только ты успел раньше… если бы успел… Хотя… что ты мог сделать против сотни воинов…

– Н… не один. Я сражался с ними не один… Нас было… двенадцать. Все они… погибли.

При этих словах слезы выступили на его огрубелых щеках – а ведь он ни разу еще до этого не допускал себе столь жесточайше непростительной слабости.

Девушка как-то печально и в то же время с надеждой улыбнулась.

– Все-таки еще есть на свете люди, не потерявшие свое сердце, все-таки есть. Жаль только, что ты не смог нам помочь. Но что бы даже двенадцать воинов могли сделать против доброй сотни…

– Ты говорила, твои братья погибли.

– Да, варвары убили их всех. Я была единственной сестрой в этом монастыре… и единственная осталась в живых… только чтобы оплакивать их смерть.

И она, несмотря на всю свою внешнюю кажущуюся стойкость, заплакала.

– Как же ты тогда осталась в живых? Они не тронули тебя?