Забота – жизнь, презренье – смерть,
Взойдет убивший на паперть,
Но что ответить перед Богом?
Детей убитых нынче много…
С рожденья мучить стали их,
И голос сердца поутих,
И бег по жизни – словно спорт,
Вот потому рожден аборт!
Детей рожают, не любя,
И губят их – а с тем себя.
А это мать ли? – глянь скорей! –
В помойку кинула детей!
Вам точно вещи стали люди,
Но вы и сами уж на блюде,
Хоть и не видите пока…
Друг друга жрете все века!
И абортарий ваш – могила.
Ножами резать – очень мило! –
И в биомассу превращать…
Вам за убийства отвечать!
Почто, зачем и почему
Не дали жизни вы ему?
Торчат уж скальпели из тел…
О нет, и это не предел!
Куда ж сбежишь ты от себя,
Убив ребенка, не родя,
Ответишь что его душе –
Жила что словно в мираже?
Но тот мираж есть поле тьмы,
Духовно-мертвенной чумы…
Коль сердца тухнет в ней маяк –
Ты сам себе стал злейший враг!
Придет раскаянье когда,
То слезы будут точь вода,
Тебе придется их испить…
Деянье сможешь ль искупить?
Коль в жизни выбор дан:
Рожать – или бездушно убивать,
Ответ всегда сердечно прост,
Что мать есть к жизни новой мост!
28.08.2011
Баллада о Светлом Спасителе
Может близко, может быть далеко, может скоро, может никогда, может точно, может мимо срока приключалась та еще байда. Может сказка, может быть реальность, может ложь все, может не совсем, коль б не сказки этой актуальность – то по нраву была б она всем. Коль б не горечь, смешанная с медом, коль б не скрытый миру в ней укор, коль б не раны, залитые йодом, – в этой сказке мыслям есть простор.
Мы начнем ту сказку очень просто: за войной наступит скоро мир, и Спаситель маленького роста вновь придет на жизни новой пир. Будет мальчик с виду славный кроха, будет кроха с виду человек – разве, право, это так уж плохо, что он выбрал смутный этот век? И он умным вскоре будет назван, но ваш ум – ведь та еще беда, будет он разумным и проказным, ум умрет, но разум – никогда. Он учиться будет в вашей школе, он учиться будет у других – и расскажет вам о вашей роле, – вот об этом будет этот стих.
Мы расскажем выборе о смелом, мы расскажем духа о ночи, мы расскажем вам о мире сером, мрачном мире, жившем без свечи. Потекут слова наши рекою и прольются пламенем души, не оставив шансов для покоя даже в вечной мертвенной глуши. Лишь не скажем мы о духа славе, потому что как сказать о том? – коли сами то не испытали, жизнь для вас представится точь сном.
Коли нет в сердцах тех устремленья, коли разум был сражен умом, коль ваш дух не знает вдохновенья – не найти вам свет в себе самом. Свет способен тьму всегда рассеять, лишь бы было то, чему гореть, всяк Спаситель свет умеет сеять, но не каждый будет то хотеть. И не всяк Спаситель вам поможет, и не всяк с собою поведет, и не всяк вам путь вперед проложит, зато всяк когда-нибудь умрет. Зато всяк когда-нибудь покинет этот мир и храм его забот… кто в себе Спасителя раз примет – никогда уже тот не умрет. Кто в себе найдет такие силы, чтоб себя спасти – затем других, тот достоин нашей грешной лиры – о таких о людях этот стих.
* * *
Был рожден который уж Спаситель, тихо рос, не ведая забот, счастья маме был еще даритель – но седьмой однажды стукнул год. Повели тогда его все в школу, посадили за какой-то стол, убедившись, что оковы впору, дали в руки пишущий прибор. И велели что-то там калякать, обязали буквы выводить… за окном была такая слякоть, как же тут чернила не пролить? Как же в них потом не измараться и соседа как не измарать, чтоб уроков после бы остаться те рисунки с парты убирать? Но пребудет живопись вся вечно, каждый штрих ее запечатлен, пусть жизнь парты хоть и быстротечна – срок рисунка после был продлен. Может быть, была учитель доброй иль не знала, что же тут сказать – парту ту сумела сделать пробной и иную после заказать.
Так шли дни, и все было спокойно, год прошел – и не было забот, рисовал он, право, недостойно, и другим делам пришел черед. Страшный враг, учитель физкультуры, в страшном гневе сразу на весь класс от своей широкой от натуры трояков наставил всем за раз. Он не знал, учитель этот строгий, про его закопанный талант, он художник вовсе не убогий – он оценок был себе гарант. Одноклассник каждый прослезился, ведь Спаситель сделал ему честь, неизвестно, как он то добился, – цифру «три» исправил он на «шесть». Это было лучше, чем «отлично», много лучше всяких «хорошо», было то кошерно и готично – и счастливым он из школы шел.
Ну а завтра… завтра наступило, и распят он был пред классом всем – по рукам учитель его била, то болезный, право ж, был размен. И тогда впервые осознал он, что же значит людям помогать, помощь стала подлинным кошмаром, и врагов он начал наживать. Страшный враг, учитель физкультуры – он не ведал, право, что творил, от своей спортивной от натуры друга он Спасителя побил. Низачто, а, может, и за что-то, но он сам не знал даже, за что, у него такая ведь работа – он спортсменов делает зато. Не остался друг в долгу нисколько, справедливость он восстановил, и уроков после крайне бойко стул ему седельный подпилил. Бедный враг, учитель физкультуры, он не понял даже, на что сел, от своей ранимой от натуры даже было чуть не заревел.
