На крутом переломе - [75]
Никаноров встал. И следом за ним — Ольга. Он протянул к ней руки, взял за плечи и сказал.
— Спасибо за вечер. Если откровенно, мне не хочется от вас уходить. — И посмотрел ей близко, почти в упор в глаза. В них он заметил тревогу и ожидание. И когда она сказала: «Я вас не гоню», — Никаноров прижал Ольгу к себе и поцеловал.
С этого вечера начались их встречи.
Однажды, возвращаясь от нее глубоким вечером, Никаноров, выходя из прихожей и закрывая за собой дверь на площадке, нос к носу столкнулся с Шофером Каранатова.
От неожиданности даже вздрогнул. Поздоровались и разошлись. Значит, он живет в этом доме. И тут Никаноров почувствовал, что ему стало жарко. «Шофер может выследить и высчитать, к кому я хожу, и от кого так поздно возвращаюсь? А если скажет об этом Каранатову? Каранатов обрадуется. Такой повод рассчитаться за Кудрина он не упустит. Ведь до сих пор обиды за него не простил. Ищет случая. Хотя с Каранатовым встречаемся редко, но это его желание чувствуется во всем поведении. Совсем недавно едва не дошло «до ножей».
Никанорову позвонил Бухтаров и, поздоровавшись, пригласил его в партком.
— Тимофей Александрович, сейчас Каранатов подъедет. Хочет обсудить с нами кандидатуры.
— Какие кандидатуры?
— На партконференцию. От нашего завода. Подходите, поговорим.
— Кого он предлагает?
— Не хочу по телефону. На месте обсудим все, что требуется. Может у него есть еще что?
Положив трубку, Никаноров немного посидел и подумал: хорошо, что в парткоме появился настоящий лидер. Человек с производства. С ним легко работать. К тому же он честен и порядочен в отношениях с людьми. Закулисных склок не разводит. Теперь нет коалиции против директора завода. И перед вышестоящими не заискивает. Спорит, как чуть — грудью защищает своих, заводских. Наверное, это и есть в человеке главное. «А чего мне бояться, — как-то откровенно признался Бухтаров. — Дальше завода не сошлют. Меньше цеха не предложат». Может, так оно и есть. Может, давно наступило время говорить обо всем открыто?
Партком находился метрах в ста от заводоуправления. Поздоровавшись с инструктором парткома, Никаноров прошел в кабинет Бухтарова.
Они сели за небольшой столик, за которым еще оставалось одно место. Бухтаров вынул из стола папку, раскрыл ее, и Никаноров увидел, что первый лист в папке был разграфлен на три части. В каждой графе, сверху, были записаны, видимо, фамилии кандидатов.
— Вот, — начал Бухтаров, — предварительный разговор с Каранатовым. Он настаивает на Радине. В то же время коммунисты предлагают Гусева. У вас своя кандидатура — Осипов. Итого: три человека. По-моему, все достойны.
— Я согласен. Скажу лишь одно: не слишком ли много для Радина? Делегатом съезда был. Теперь — кандидат на партконференцию.
— Вопрос, конечно, есть. Но решать будут коммунисты. Все, с кем я беседовал, говорили, что делегатов выдвинут сами. И все сходятся на Гусеве.
Вошел Каранатов. Невысокого роста, сухощавый, с темными выразительными глазами, он обладал сильным, не по фигуре голосом.
— Какой дым на «Вулкане»?
— Светлый.
— Вот и прекрасно. А то нашим бедным потомкам дышать будет нечем. — Каранатов пожал руку директору и секретарю парткома, послушал их информацию о положении на заводе, что-то записал, а потом без предисловий спросил: — Ну и как, обсудили?
— Обсудили.
— Вот и хорошо. Однако скажу вам мнение бюро райкома и первого лично: лучшей кандидатуры на партконференцию, чем Радин, мы не видим.
— Коммунисты, рабочие другого мнения! — возразил Бухтаров.
— Они что, Радина не признают?
— Почему? Признают. Но предлагают другого.
— Кого же интересно?
— Гусева.
— Не слыхивал даже. Кто такой? — бас Каранатова достигал каждого уголка в кабинете.
— Бригадир вальцовщиков. Опрятен. Честен.
— Этого мало!
— Это и не все! — продолжал Бухтаров. — На стане все операции умеет. Характер своеобразный: он никогда не кричит, не шумит. Но уж если говорит — дельно. Обоснованно. Техникум закончил. В институте учится. Заочно. И с рабочими, своими товарищами, обращается просто, как и они с ним. Контакт у них взаимный.
— Что у него за награды?
— Разве на конференцию избирают только за награды?
— И за награды тоже.
— Имеет и он награды. Пусть немного. Орден Славы третьей степени.
— Жидковат. Другое дело — Радин. У него ордена чего стоят: Ленина, Трудового Красного Знамени, орден Славы. Член профкома. Член райкома. Обучил рабочих на целую смену. Того же Гусева. Лучшего кандидата от вас я, товарищи, не вижу. Почему вы против Радина? — Каранатов поочередно посмотрел сначала на Бухтарова, потом на Никанорова.
— Мы не против, — вступил в разговор Никаноров. — Биография у него густая. Но я хочу сказать о другом: разве на конференцию лишь за награды избирают? К тому, позвольте заметить, Радин сейчас больше живет воспоминаниями о прошлом. Бюро, пленумы, съезд. И все это, словно щит, толкает впереди себя. Людям приелось. А как он говорит с ними? Не знаете? Скажу: говорит, не поворачивая головы к собеседнику. И рабочие усекли это. Они его манеру говорить стали изображать. Мне мастера рассказывали. Цех-то мой, бывший. Вот так и у нас рождается рабочая аристократия.
В романе, написанном нижегородским писателем, отображается почти десятилетний период из жизни города и области и продолжается рассказ о жизненном пути Вовки Филиппова — главного героя двух повестей с тем же названием — «Когда в пути не один». Однако теперь это уже не Вовка, а Владимир Алексеевич Филиппов. Он работает помощником председателя облисполкома и является активным участником многих важнейших событий, происходящих в области. В романе четко прописан конфликт между первым секретарем обкома партии Богородовым и председателем облисполкома Славяновым, его последствия, достоверно и правдиво показана личная жизнь главного героя. Нижегородский писатель Валентин Крючков известен читателям по роману «На крутом переломе», повести «Если родится сын» и двум повестям с одноименным названием «Когда в пути не один», в которых, как и в новом произведении автора, главным героем является Владимир Филиппов. Избранная писателем в новом романе тема — личная жизнь и работа представителей советских и партийных органов власти — ему хорошо знакома.
Памяти Горчева. Оффлайн-копия ЖЖ dimkin.livejournal.com, 2001-2004 [16+].
«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».
«Варшава, Элохим!» – художественное исследование, в котором автор обращается к историческому ландшафту Второй мировой войны, чтобы разобраться в типологии и формах фанатичной ненависти, в археологии зла, а также в природе простой человеческой веры и любви. Роман о сопротивлении смерти и ее преодолении. Элохим – библейское нарицательное имя Всевышнего. Последними словами Христа на кресте были: «Элахи, Элахи, лама шабактани!» («Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил!»).
В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.
Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.
После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.