На крутом переломе - [73]
В ресторане, как ни в чем не бывало, сидели люди, курили, пили, одни танцевали, другие разговаривали. С трудом он нашел одно место, неподалеку от оркестра. Но там очень шумно. А может, и хорошо? В голове ничего не останется, кроме модного грохота. А нет ли более укромного местечка? Наверняка, есть. А зачем усложнять себе отдых. Ведь и за этим столиком тоже люди. Однако они сидят и говорят в общем зале, в общем грохоте, что всех ставит в равное положение, и невольно сближает. Попросив разрешения, Никаноров сел и почувствовал, как гудят у него ноги. Ему стало так приятно сидеть, что он даже забыл о вокально-инструментальном ансамбле. Что заказать? Пожалуй, селедочку с луком. Салат мясной и цыпленка табака. Давно не ел. А выпить? Водки. А на концовку — чай с лимоном. Говорят, у русских не принято пить одному? Кто сказал? Это ерунда. Ну, почему не выпить, если в кои-то веки желание появилось? А не все ли равно: одному или вдвоем, или с кем-то еще. На то и ресторан, чтобы человек не чувствовал себя одиноким. «Только бы телефон был». Откуда появилась эта дурацкая фраза? Может, я познакомиться хочу? Ведь никто не знает истинных моих намерений? Посижу, как и десятки других, может, более значительных, чем я, людей, выпью, поем, а там и домой. На то и ресторан, чтобы в нем человек отдыхал. Мы никогда почти не отдыхаем в них. У нас и не принято, тем более семьями, как это делают на западе. Там и обедают в ресторанах. Семьями. Попробуй — собери нашу семью? Меня дома никогда не застать. И ресторан у нас, в основном, для событий. Для изрядной выпивки. Только бы кто знакомый не встретился. А впрочем, что я — не имею права? — Никаноров даже выпрямился. — Да и что мне будет, если узнают, что я сидел в ресторане? Коммунист, побывавший в ресторане, как у нас принято считать, аморален. Выходит, рестораны у нас не для всех? Только для беспартийных и членов профсоюзов? Короче, как ни фантазируй, а когда дело дойдет до парткома, накажут. Ведь были же случаи, когда учителей на селе за то, что они держали коров, другую живность, исключали из партии по сложившейся формулировке: хозяйственное обрастание. Теперь мы удивляемся: за что? У нас часто так и бывает, что наказывают именно ни за что! И все свободы и права, предоставляемые Конституцией, оказываются лишь на бумаге. Растопчут и пикнуть не успеешь. Долго же Борис у меня не выходит из головы. А вот и заказ появился.
Первая рюмка обожгла и возбудила и без того здоровый аппетит. После третьей он почувствовал расслабление, этакую теплоту, которая шла из груди и приятно согревала щеки и зажгла уши. Неожиданно возле столика, за которым он остался один — остальные ушли танцевать — появилась женщина.
— Можно вас пригласить, Тимофей Александрович?
Никаноров недоуменно вскинул голову, с огорчением думая, вот и досиделся — увидели. Разыскали. Теперь начнутся расспросы, что и почему, как здесь оказался. Еще чего не хватало. Вообще, день неудачный. Однако, когда он осмотрел пригласившую его женщину, беспокойные мысли сразу улетучились, словно они и не возникали: перед ним стояла не только женщина, но к тому же прекрасная блондинка, в платье стального цвета, в белых туфлях. Она пристально смотрела ему в глаза, ожидая ответа. Лицо ее где-то встречал. Я встречал ее. Это точно! Но где? А, собственно, что я стою, как истукан, надо идти танцевать. Но где же я ее видел? Есть ли у нее телефон? Хорошо, если бы с телефоном.
— Ну, не вспомнили? — блондинка посмотрела и улыбнулась. — Не вспомните. Мы с вами были в одной компании. Помните, «Зеленое озеро». Домик на берегу. Большое ведро ухи. Целый поднос рыбы.
— А-а припоминаю, хотя смутно. Вас Ольгой звать?
— Да, Ольга. Мы с вами сидели за одним столом.
Никаноров сразу восстановил в своей памяти, как это было. Он отдыхал в санатории с Мариной. Тогда собралась небольшая компания. Замминистра, замначальника главка, коллега с «Буревестника революции». Организовали уху. Все шло прекрасно. Когда начались танцы, один из присутствующих, сидевший рядом и оказывавший активное внимание Ольге, пригласил ее. Они станцевали несколько раз — и это послужило мужу предлогом для ревности. Он схватил обидчика за грудки, вспыхнула драка. Их разняли. Вечеринка была скомкана. А затем лишь в столовой, где они были соседями, он еще несколько раз видел Ольгу. И вот через столько лет встретились.
— Вы где работаете? — спросил Никаноров.
— В научно-исследовательском институте. Завсектором нормативных исследований. А вы?
— На «Красном вулкане».
— Кем? Если не секрет?
— Директором. А сегодня как здесь оказались?
— День рождения. У подруги.
— Вы с мужем?
— Нет. Мы разошлись. Он стал пить. И к тому же сошелся с такой же, как и сам, алкоголичкой. Один раз я пришла домой — они, пьяные в дым, валялись на полу. В зале. Это была последняя наша с ним встреча.
Станцевав еще один танец, они выпили. И тут Никаноров вдруг почувствовал, как его качнуло и он понял, что пора уходить: видимо, сказывалось, что давно не выпивал, с утра не ел, да и к тому же этот невероятный грохот ВИА. И он подумал: много ли человеку надо? А мы шумим, ругаемся, отношения выясняем. А эта Ольга хорошо выглядит. Глаза какие-то осветленные, груди еще тугие. Видимо, не рожала. Красивая женщина. А одна. Подруга хуже, но с кавалером. Почему же так получается?
В романе, написанном нижегородским писателем, отображается почти десятилетний период из жизни города и области и продолжается рассказ о жизненном пути Вовки Филиппова — главного героя двух повестей с тем же названием — «Когда в пути не один». Однако теперь это уже не Вовка, а Владимир Алексеевич Филиппов. Он работает помощником председателя облисполкома и является активным участником многих важнейших событий, происходящих в области. В романе четко прописан конфликт между первым секретарем обкома партии Богородовым и председателем облисполкома Славяновым, его последствия, достоверно и правдиво показана личная жизнь главного героя. Нижегородский писатель Валентин Крючков известен читателям по роману «На крутом переломе», повести «Если родится сын» и двум повестям с одноименным названием «Когда в пути не один», в которых, как и в новом произведении автора, главным героем является Владимир Филиппов. Избранная писателем в новом романе тема — личная жизнь и работа представителей советских и партийных органов власти — ему хорошо знакома.
Памяти Горчева. Оффлайн-копия ЖЖ dimkin.livejournal.com, 2001-2004 [16+].
«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».
«Варшава, Элохим!» – художественное исследование, в котором автор обращается к историческому ландшафту Второй мировой войны, чтобы разобраться в типологии и формах фанатичной ненависти, в археологии зла, а также в природе простой человеческой веры и любви. Роман о сопротивлении смерти и ее преодолении. Элохим – библейское нарицательное имя Всевышнего. Последними словами Христа на кресте были: «Элахи, Элахи, лама шабактани!» («Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил!»).
В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.
Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.
После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.