На крутом переломе - [37]

Люба включила музыку. Музыка у нее классная — японская. Потом она сходила на кухню, принесла несколько тарелок с закусками, расставила их на столике, подошла ко мне, непринужденно села на валик кресла и грудью коснулась моего плеча. Меня в жар бросило. И я чувствовал, как щеки мои наливаются краской.

— Не возражаешь, если мы маленько отметим нашу встречу?

— А чего мне возражать? Все равно нельзя. Вы с Александром можете. Я пью только соки. Кстати, а где Александр?

— Ты что, меня испугался?

— Нет, почему же? — врал я. На самом деле я впервые был в гостях у девушки. — Просто интересно бы поговорить с ним.

— А со мной, значит, неинтересно? Оставайся один за это! — И она упорхнула в кухню.

Вскоре она оформила столик. Полбутылки коньяка, бутылка шампанского и две литровых банки сока: виноградного и сливового с мякотью. Это для меня, подумал я, и не ошибся. Словно читая мои мысли, она спросила, нравится ли, и сказала, что ей тоже нравится сливовый с мякотью. А почему так долго не появляется Александр?

Люба поставила на стол фужеры. Довольно объемистые, хрустальные. И сказала, что все готово, если бы Александр был, можно и начинать. А вот и звонок. Телефон несильно тарахтел где-то за креслом. «Может, это Александр?» — спросила Люба, улыбнулась и взяла трубку.

— Что случилось? Ну, Саша, ты ведешь себя не как мужчина. Сказал приду — приходи! Ну часа через два. Ждем. Лучше поздно, чем никогда. Привет Борису, передаю. Ждем.

А нам неплохо и одним, подумал я. Люба выпила немного коньяка, потом фужер шампанского. Я пил сок. «Давай станцуем? — предложила она. — Люблю это старое танго. Какая грустная, красивая мелодия. Мне очень нравится. Жизнь иногда тоже бывает слишком грустной. И хочется, чтоб кто-то тебя приласкал, пожалел». Потом мы сменили музыку. Включили современную. Ее ритмы быстро изматывают, а главное — быстро надоедают. И когда Люба устала, сели на диван. И тут же она самым серьезным образом предложила:

— Давай помечтаем вслух. Будем говорить друг другу только правду. Откровенно, без утайки. Принимается? Ну и прекрасно. Раз я предложила, то и начну. Когда я впервые увидела тебя — обалдела! Как ты здорово разделал их! Я так радовалась! Если бы ты знал! Я боготворила тебя. И подумала: за таким парнем — хоть на край света. С ним куда угодно пойду. Не страшно. И не только это. Потом, когда ты шел рядом со мной, я тебя всего разглядела. И подумала: не только сильный, но и красивый. Говорить умеет. И мне захотелось прикоснуться к тебе. Положить голову на грудь. И гладить тебя. Обнять. Это, подумала я, видимо, судьба. Разве не так? Только честно? — Она обняла меня за шею и долго смотрела в глаза. — Только честно! — Она такая горячая. И нежная. И мне было очень хорошо, как никогда в жизни, я даже притих от счастья. Но она прикоснулась к моим губам и сказала: — Говори.

— Мне, — начал я, — ты тоже понравилась. Очень понравилась, и я подумал: сколько живем здесь, рядом, а раньше почему-то не встречались. Как жаль! И опять. Не совсем повезло. Она, наверное, с этим парнем. Такая красивая. Мне хочется, ужасно хочется идти с ней как можно дольше и говорить, говорить. Обо всем, что нас окружает, что знаем, что видим.

Когда я говорил это, она прижалась ко мне и мы долго сидели молча, и нам было так хорошо, что я думал, лучше и не бывает. А потом она говорит:

— А почему в жизни мы, как правило, бываем неискренние? Думаем одно, а говорим — другое. Кого стесняемся, зачем стесняемся. Вот и сейчас. Разве тебе не хочется меня обнять, поцеловать? Только честно? Мы же договорились.

— Хочется.

— Чего же ты боишься, глупый? Я ведь тоже ужасно хочу, чтобы ты меня обнял. Очень хочу. Очень.

Мы обнялись и стали целоваться…

Вторник.

Я все дни хожу и только и думаю о Любе. Мне видятся ее профиль, ее губы, ее упругие груди. Тот вечер был у меня первый. Какое счастье, что мне встретилась Люба! Она говорит, что я не умею целоваться. А сама умеет все. Знает все. И она меня научила. Мне было стыдно. Но она такая ласковая, добрая, что с ней все не стыдно. И хорошо, что первой я встретил Любу. Домой я летел как на крыльях. Хотелось жить и что-то сделать большое, существенное. Я чувствовал, как распирает грудь от свалившегося на меня счастья. Теперь я понял, почему Ильич оберегал меня от этого. Хитрый, все знает. На то он и тренер, чтоб знать. Интересно, догадается он или нет? После тренировки, когда мы приняли душ и поехали домой, он спросил:

— Ты сегодня, как зверь работал! Однако, братец, устал больше и раньше, чем бывало. Влюбился что ли? Давай по-мужски, откровенно. Все равно меня не проведешь. Красивая? Ну, смотри мне. Может, не стоит того, чтоб отрывать тебя от спорта? В любом деле, чтобы достичь высот, надо много заниматься только этим делом. Заниматься все свободное время. И всего себя отдавать ему. Надо показать себя в боксе. Показать достойно. Ты можешь. И это самое главное для тебя. Все может обождать. Бокс ждать не может.

Прав, видимо, Ильич. И даже не видимо, а точно: прав. Но он не знает, как я счастлив, как я люблю! Ведь Люба такая женщина — умереть можно!