На крутом переломе - [32]

— Вот именно, — согласился Никаноров. — Поэтому придется отвечать. Дисциплина в цехе и лично у вас — не на высоте. Прогулы в коллективе возросли на тридцать процентов. Сколько раз к вам прессовщицы обращались, чтобы аэратор в проходе поставили. Вы охотно обещали, но не сделали. Потом к вам обратился термист: предложил крышки для ванн изготовить, как они на Белорецком заводе сделаны. И вы опять пообещали. И опять ничего не сделали. Тем самым вы убили в человеке желание думать. Далее. И я, как директор, просил, после беседы с рабочими, чтобы послали человека в Белорецк. И вы опять не сдержали свое слово. Оборудование используется не на полную мощность. Кольца и клапан из дефицита не выходят. Брак не уменьшается, рекламации не прекращаются. Во всем этом вы запутались. И неудивительно: цех вырос втрое. И управлять такой махиной вам уже не по плечу. Вчерашний случай с контейнером — это приговор вам. Министр звонил и требовал принятия самых строгих мер. Вынужден это сделать. Сегодня же я подпишу приказ. Вы, Кудрин, больше не начальник. Можете идти. Завтра дела примет новый человек. Вам предлагаю место мастера. Не торопитесь с ответом. Подумайте, а потом скажете.

Когда Кудрин вышел, Бурапов спросил:

— Вы не круто, Тимофей Александрович? Начальник — и мастер.

— А как на войне бывало: генерал, полковник — и вдруг разжалован до рядового.

— Теперь не война, — вставил Полянин. — Зачем с плеча-то рубить? Шашкой надо тоже уметь махать.

— Правильно: не война. Но фронт есть. Фронт трудовой, где без дисциплины больших побед не одержать. — Никаноров посмотрел на Полянина и добавил: — К сожалению, вы правы и в другом: на заводе шашкой разучились пользоваться. Как в анекдоте, саблей только пугаем, а мер дисциплинарных, крутых не принимаем. Позвольте вас обоих спросить: где были вы? Поэтому теперь я и прошу у вас поддержки. Меня назначили директором, чтоб я поднял завод. И я сделаю это. И с Кудриным совсем не круто. Для меня он не новинка. Я за ним давно наблюдаю. Он неисправим. И я докажу это на любом уровне. Раз уж мы завели разговор о кадрах, хочу поделиться с вами своими сомнениями: у меня есть вопрос относительно Фанфаронова.

Бурапов опять встрепенулся с несвойственной его характеру резвостью:

— Он же хороший человек! Старая гвардия.

Никаноров ожидал, что Бурапов станет защищать начальника корпуса, ибо работал под его началом, поэтому в уме держал необходимые аргументы для доказательства правоты своих действий.

— К сожалению, в нынешних условиях этих качеств — он подчеркнул слова «хороший человек», «старая гвардия» — уже мало. Нам необходимы компетентные руководители, молодые, сильные, у которых в багаже имеются и достижения психологии, техники и науки. Должен вам сказать, что ни Кудрин, ни Северков, ни Фанфаронов этим блеснуть не могут. Откуда? Если их нога не ступала в техническую библиотеку завода с тех пор, как они закончили учиться. И не только они. Есть и еще такие товарищи. Теперь о Фанфаронове. Он безнадежно устарел для корпуса. К нему люди привыкли, как человек привыкает к грубой одежде. Методы его не те, что требуются сегодня. Чем брал и берет теперь Фанфаронов? Напором, нахрапом. Его оружие нельзя рекомендовать другим. Это — прошлое. Ну что толку, если разрядит он в человека все, что содержится в его широкой груди, что скопится в ней. Покричит, пошумит — и бывай здоров. Мне рабочие говорят: «Вы обратите внимание на следующее: каждый, кого избрал своей жертвой Фанфаронов, в пререкания с ним уже не вступает: помалкивает себе и терпит. Потом, когда шквал пройдет, человек уходит, как ни в чем не бывало. И все остается по-старому». Поэтому скажу вам откровенно: чем быстрее мы уберем его, тем лучше для завода.

— Все-таки интересно получается, Тимофей Александрович! — Бурапов осуждающе покачал головой. — Человек столько лет проработал, столько сил отдал заводу, а теперь, оказывается, не нужен. Одного — в мастера, Молотильникова вообще с завода выгнали, другого — тоже неизвестно куда? Что за политика у вас? Вышибать? Позвольте спросить: вы кто, Тимофей Александрович, директор или вышибала?

Горячая, трудно скрываемая краска, выступила на лице Никанорова, обида забилась в груди, не хотелось доказывать, не хотелось еще раз говорить им о том, где они были раньше, и министр просил не встревать без надобности в драку с местными властями. Тем более с партийными. Хотя он понимал, что Бурапов — это еще не партия. И не партком. Думая так, Никаноров сказал другое:

— Я не хочу, чтоб все осталось по-старому. Если оставлять все как было — завод замордуют. А меня и вас тоже освободят от занимаемых должностей. И ждать этого придется недолго.

— Делайте, предлагайте новое, если оно у вас есть! — кинул Полянин.

— Я и начал делать. Но вы, чувствую, настроены выкручивать мне руки. Запомните: если вы меня не будете поддерживать, завод не выиграет и не вырвется из числа отстающих. Я на это не пойду. Если вы даже и будете против, приму меры, которые считаю необходимыми и которые в моей компетенции. И я готов отвечать за это по всей строгости. Но отступать от своего не намерен. Вы же помните, я и Ястребову говорил, что Фанфаронову нужна замена. Разве не помните?