На крутом переломе - [30]

Никаноров, сделав шаг, чтобы уйти, неожиданно повернулся и, глядя внимательно на Осипова, сказал:

— Евгений Андреевич, а кто вами больше занимается: начальник цеха или начальник корпуса?

— Конечно, начальник цеха. Фанфаронов прибегает на линию, когда план корпуса начинает гореть. Тут он сразу всех подминает. Только его и слышно. Один распоряжаться любит. А ремонт, остальное житье-бытье, после таких авралов — это сфера начальника цеха.

— А не кажется ли вам, что без корпусного начальства работать сможете? Самостоятельно. Как другие цеха?

— Честно признаться, не задумывался. Но теперь, видимо, настала пора и над этим поразмыслить. Ваш вопрос понял. Будем думать.

— И очень кстати. А еще лучше, если потом, когда у вас партбюро будет, вы внесете предложение: упразднить ненужное звено. И мы вас поддержим.

— А куда людей? Ведь у них семьи? Им есть, пить надо. Это не шутка: людей живых упразднить.

— Об этом можете не беспокоиться. Новый цех скоро пускать будем. А потом агрегат продольной резки введем в строй. Люди потребуются. Еще сколько! — И тут Никаноров пояснил, что по его расчетам, итээровцев корпуса как раз на цех хватит. — Так что, Евгений Андреевич, о людях не беспокойтесь.

— Тогда другое дело. Я согласен. — Осипов крепко пожал протянутую руку директора и, довольный, подумал: «А кузнец-то не одной силой наделен. С таким завод долго буксовать не будет».

Расстроенный увиденным безобразием на автоматических линиях, Никаноров после встречи с Осиповым выходил из корпуса несколько успокоенный, что нашел себе хорошего союзника. Посмотрев на часы — время до начала оперативки еще было, — он решил зайти в пружинный, встретиться с термистами и проверить, как изменилась организация рабочего дня после совещания во Дворце культуры.

Пружинный цех находился напротив корпуса. По численности, по объему производства он уступал корпусу; но и его доля в общем котле была тоже значительной.

Миновав двойные двери тамбура, Никаноров вышел на главный пролет цеха и поразился: опять та же картина, что и до рейда — смена началась давно, а люди не работали. Группами, по два, по пять человек, стоят или сидят, но делом не занимаются, хотя те, кто знал Никанорова, увидев его, — тотчас расходились с виноватым подобием улыбки на лице и в растерянности старались быстрее чем-нибудь заняться. «Как зайцы, разбегаются при виде охотника, — подумал он. — А где, интересно, Кудрин? Или, на худой конец, кто-то из его замов. Все как повымерли. Видимо, «фитилька» маловато оказалось. Ничего, мы им поддадим огоньку. Большого».

Свернув за сатураторной в термическое отделение, Никаноров подошел к ваннам. От них, даже на расстоянии, упругими волнами накатывал горячий воздух, жег щеки, уши, накалял одежду, затруднял дыхание. Термист узнал директора сразу, пошел навстречу, в своем неизменном темно-синем комбинезоне и сером, под цвет пола, берете на голове, живо поздоровался.

— Крышками и ваннами кто-нибудь в цехе занимается? — снова поинтересовался Никаноров.

— Нет, Тимофей Александрович, все, как и прежде: чистим вдвоем, — термист кивнул головой в сторону напарника, который высыпал в ванну селитровую соль из бумажного мешка.

Никанорова еще больше возмутило поведение Кудрина. Он крепко выругался, однако, спохватился, извинился перед рабочим, пожелал ему успехов и направился к выходу, где его, наконец, догнал взволнованный заместитель начальника цеха.

— Где Кудрин? — ответив на приветствие, спросил директор.

— На автозаводе. С начальником ОТК.

— Что случилось?

— Он уехал выяснять. Ваш диспетчер звонил ему.

«Раз уехал сам Кудрин, притом с начальником ОТК — дело, видимо, серьезное. Наверное, ЧП», — подумал Никаноров и вслух сказал:

— Как вернется, пусть срочно зайдет ко мне, — и вышел из цеха.

Едва Никаноров опустился в кресло, зазвонили по вертушке. «Это кто-то из больших», — подумал он и не стал брать трубку. Что делать с Фанфароновым, Кудриным? Не думал, что Кудрин окажется столь несобранным. Еще не хватало. И без того голова кругом идет. Прорех всяких столько — едва успеваешь залатывать. А что же случилось? Сейчас немного подождем и все выясним. Мне вообще в последнее время что-то очень много приходится ждать. Особенно поиск Марины затянулся. Жива ли она? Эх, Марина, Марина!

Из раздумий Никанорова вывел легкий зуммер и мигание лампочки, он повернул голову к пульту, посмотрел: звонил его заместитель по производству.

— Докладываю, Тимофей Александрович, для конвейерных заводов сегодня утром все отправили.

Никаноров успел сказать только: «Хорошо», как распахнулась дверь и к столу подошел побледневший старший диспетчер, взволнованно начал:

— Тимофей Александрович, в пружинном ЧП, — не садясь, диспетчер стал взволнованно докладывать: — В одну из бочек, в которые обычно складывают готовую продукцию, был свален брак. Хотя на бочке имелась надпись «ГП», то есть готовая продукция. А в пружинном, сами знаете, какая чехарда творится. И все из-за этих переходов. По инициативе Сурина, а ему наказ, конечно, Кудрин дал, менять маршрут начали перед концом смены. И при переходе, когда рабочего попросили сделать это срочно, он, естественно, занервничал, заторопился и часть хорошей пружины — из-за того, что не было тары под рукой, а бежать за ней — время терять, — взял и высыпал в контейнер с браком. А тут горячка: давай, давай! И про него забыли. И не увезли в отходы. Дело было во второй смене. А в третьей оказалось, что дефицит стал и по той пружине, часть которой рабочий высыпал в контейнер с браком.