На Кавказском фронте Первой мировой. Воспоминания капитана 155-го пехотного Кубинского полка. 1914–1917 - [187]
Мы простились с внешней стороны любезно, но, конечно, не так, как это имело место на питательном пункте.
В полдень я выступил дальше. К трем часам подошел к Гасан-Кале, откуда после получасового привала проследовал в Кепри-кей. Был поздний час, когда мы подошли к последнему. В воздухе сильно захолодело. Из-за Кеприкейских высот выползла луна, и при ее свете видно было, как первый морозец покрыл тонким слоем льда дорожные лужи.
– Где прикажете встать на ночь, господин капитан, в селе или в поле? – спросил меня Жадаев.
– Встанем здесь, на берегу Аракса. Будет свежо, но зато без блох, – ответил я.
Мою палатку разбили вблизи моста. Его высокие каменные своды красиво проектировались при свете луны, а серебристый Аракс с шумом вливался в темные пролеты. Я сидел на гинтере[274] и доедал скромный ужин.
– А вора-то я поймал, – услышал я голос влезавшего ко мне Жадаева.
– Какого вора? – спросил я.
– Того, который украл сегодня в питательном пункте сапоги.
– Какой же негодяй был это?
– Ваш ординарец Плотников.
– Но ведь его, как и всех, обыскивали?
– Так точно, но мы забыли заглянуть в кобуры вашего седла, куда он и вложил ворованные сапоги.
– Сменить эту скотину и вернуть в ординарцы Сириченко. Сапоги при первой возможности отправить их хозяину. Как прибудем в Александрополь, я на вора подам рапорт о предании его суду.
– Слабые времена пошли, господин капитан. Какой суд теперь страшен таким архаровцам?[275] Вот ему маску хорошо было бы расчесать, тогда бы он знал, как нужно почитать чужое добро!
Жадаев вышел из палатки. Закутавшись в бурку с головой, я долго не мог заснуть. Я почти до самого утра слышал монотонную песнь бурного Аракса. Тяжелые думы всю ночь не покидали меня.
В холодный туманный вечер мы подходили к Кетеку. Послышался шум бурливого Ханы-чая, а затем кони застучали копытами по деревянному мосту. Через минуты две промелькнул тусклый свет двух-трех фонарей, еще несколько десятков шагов, и мы прошли границу, разделявшую нас от Турции. Все ушло назад, что было добыто в продолжение трех лет. Мы находились на своей земле, и никогда на ней мне так не было грустно, как сейчас. Я чувствовал, что и отсюда все также покатится дальше назад. Переночевал я с людьми в каких-то брошенных землянках у построек пограничного поста. Из полученных писем я узнал о смерти доблестного поручика Арсенашвили. Тяжелая рана окончательно подорвала его здоровье, и он скончался в страшных муках. Мир праху твоему, дорогой товарищ. Я знал, что тебе хотелось жить как никому из нас, но ты пожертвовал собой за круги своя и за честь родных знамен.
Во дни моих юных лет из какой-то прочитанной мной повести запомнил я следующую фразу: «Наступали такие жестокие времена, что живые начали завидовать мертвым». А разве сейчас не так? Разве я не завидую покойным друзьям, несмотря на то, что жизнь для меня остается по-прежнему дорогой? Ведь «мертвые срама не имут». Они, то есть погибшие, были счастливее нас тем, что сейчас не могут видеть своих склонившихся знамен. Судьба оказалась к ним милостивее, не дав им узреть позора земли Русской…
Кара-урган мы оставили с рассветом. Прошли Зяк и повернули на Соганлугскую. В пути задул холодный ветер. Зашевелились на горах туманы. С Мелидиуса белой стеной спустилось на нас облако и, как будто сердясь, обдав всех влажной пылью, понеслось дальше на Аскер-Даг. Гудя телеграфными проводами как по натянутым струнам, холодный ветер пел жалобную песню. Наш марш напоминал какие-то торопливые похороны, где присутствовавшие спешили поскорее отделаться от неприятной церемонии.
Да, Кавказская армия, так же, как и весь Всероссийский фронт, торопилась поскорее похоронить, предать забвению честь победоносных знамен, российскую мощь и воинскую гордость. Все стремилось домой, на какую-то кровавую тризну. Прошли Соганлугскую – перевал Хан-Деве, зеленый Чемурлы-Даг. Еще дальше за облаками скрывался сердитый Бардуз. Все, все оставалось за плечами. Все так легко ускользало из рук, уходило навеки, исчезло навсегда. Все пустело вокруг, одно лишь мое сердце больше и больше наполнялось леденящей тоской.
Сарыкамыш после Эрзерума оказался следующим этапным пунктом уходившей армии. Он был весь забит людьми, конским составом и огромными обозами, подходившими со всех сторон непрерывным потоком. Неописуемая толчея творилась на железнодорожной станции. Все наперебой спешили воспользоваться подвижными составами, которых, конечно, не могло быть достаточно. Мои люди решили терпеливо ждать очереди. У других это делалось проще. Они бросали лошадей, имущество и одиночным порядком отправлялись в путь.
Мы остановились в своих казармах. Все было загажено до неузнаваемости. Цейхгаузы взломаны, а столовые и гимнастические залы были превращены в конюшни. Обидно было за все, а еще тяжелее было подумать о том, что все это будет почищено, поправлено, но не нашими, a турками.
После нашего ухода последние, по всей вероятности, останутся очень довольны прекрасно устроенным краем, представлявшим во время их прошлого владычества одну лишь дикую и суровую провинцию.
Кажется, на четвертые сутки погрузка лошадей была готова.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Валерий Тарсис — литературный критик, писатель и переводчик. В 1960-м году он переслал английскому издателю рукопись «Сказание о синей мухе», в которой едко критиковалась жизнь в хрущевской России. Этот текст вышел в октябре 1962 года. В августе 1962 года Тарсис был арестован и помещен в московскую психиатрическую больницу имени Кащенко. «Палата № 7» представляет собой отчет о том, что происходило в «лечебнице для душевнобольных».
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.
Книга А.К.Зиберовой «Записки сотрудницы Смерша» охватывает период с начала 1920-х годов и по наши дни. Во время Великой Отечественной войны Анна Кузьминична, выпускница Московского педагогического института, пришла на службу в военную контрразведку и проработала в органах государственной безопасности более сорока лет. Об этой службе, о сотрудниках военной контрразведки, а также о Москве 1920-2010-х рассказывает ее книга.
В работе А. И. Блиновой рассматривается история творческой биографии В. С. Высоцкого на экране, ее особенности. На основе подробного анализа экранных ролей Владимира Высоцкого автор исследует поступательный процесс его актерского становления — от первых, эпизодических до главных, масштабных, мощных образов. В книге использованы отрывки из писем Владимира Высоцкого, рассказы его друзей, коллег.
Воспоминания генерала от инфантерии Эдуарда Владимировича Экка (1851–1937) охватывают период 1868–1918 гг. В книге рассказывается о времени его службы в лейб-гвардии Семеновском полку, а также о Русско-турецкой 1877–1878 гг., Русско-японской 1904–1905 гг. и Первой мировой войнах. Автор дает уникальную картину жизни Российской императорской армии от могущества 1860-х до развала ее в хаосе Февральской революции 1917 года. Огромное количество зарисовок из военной жизни Российской империи, описания встреч автора с крупными историческими фигурами и яркие, красочные образы дореволюционной России делают воспоминания Экка поистине ценнейшим историческим источником.
Публикация мемуаров А. В. Черныша (1884–1967), представителя плеяды русских офицеров – участников Первой мировой войны, полковника Генерального штаба, начальника связи 17-го корпуса 5-й русской армии, осуществляется совместно с Государственным архивом РФ и приурочена к 100-летию начала Первой мировой войны.Первые три части воспоминаний охватывают период службы автора с 1914 по 1916 год и представляют уникальные свидетельства очевидца и участника боевых действий в районах реки Сан под Перемышлем, переправы через реку Буг, отхода русской армии к Владимиру-Волынскому.
Дмитрий Всеволодович Ненюков (1869–1929) – один из видных представителей российской военной элиты, участник Русско-японской войны, представитель военно-морского флота в Ставке в начале Первой мировой войны, затем командующий Дунайской флотилией и уже в годы Гражданской войны командующий Черноморским флотом.Воспоминания начинаются с описания первых дней войны и прибытия автора в Ставку Верховного главнокомандующего и заканчиваются его отставкой из Добровольческой армии и эмиграцией в 1920 году. Свидетельства человека, находившегося в гуще событий во время драматического исторического периода, – неоценимый исторический источник периода Первой мировой войны и революции.
Дневники П. Е. Мельгуновой-Степановой (1882–1974), супруги историка и издателя С. П. Мельгунова, охватывают период от 19 июля 1914 года до ее ареста в 1920 году и описывают положение в Москве и Петербурге времен революции, Мировой и Гражданской войн. Дневники представляют богатый источник сведений о повседневной жизни российских столиц того времени, как общественно-политической, так и частного круга семьи и знакомых Мельгуновых. Особый интерес представляют заметки о слухах и сплетнях, циркулировавших в обществе.